Ирина Токмакова - Ростик и Кеша. Повесть-сказка

Наконец Ростика оставили в покое. Теперь он сидел на крылечке изоляторного домика и больше не кашлял. Елизавета Елизаровна, сказав: «Нет, это не пертуссис», удалилась в свой кабинет, «Пертуссис» - на докторском языке означает «коклюш».

Ростик обрадовался. Выходит, никакой у него не коклюш. Славно!

«Славно», - подтвердила весёлая берёзка, которая росла рядом с крылечком. Так, во всяком случае, показалось Ростику. Куст орешника молча кивнул, но не потому, что хотел принять участие в разговоре, а потому, что как раз в этот момент, раздвигая ветки; из куста выбиралась собака. Она остановилась перед Ростиком, шумно подышала, свесив язык, и спросила:

- Ты кто?

- Ростик, - ответил Ростик.

Собака осторожно приблизилась, понюхала Ростикову колонку.

- А я - Кеша, - сказала она. - Я тебя не боюсь?

- Нет, - сказал Ростик. С чего бы это?

Собака вильнула хвостом, завернув его колёсиком.

- Ты не бросаешь в собак камнями?

- Да ты что?!

- А палки не бросаешь?

- И палки не бросаю.

Коша опять вильнул хвостом-колёсиком.

- Ты мне помоги, - сказал он.

- Хорошо, - сказал Ростик. - А как?

- Надо поговорить с Глебом.

- Кто это Глеб?

- Самый хороший человек на свете. Он ваял меня к себе вчера на всю жизнь. И назвал Кешей. Правда, хорошее имя?

- Да. А как тебя раньше звали?

- Звали… - сказал Коша грустно, - Тузиком звали. А потом - Развелитутсобак.

- Не может быть, такого имени нет.

- Вот я и думаю, не должно быть.

- А почему ты убежал от Глеба?

- Я убежал?! Я не убегал. Меня выгнали!

- Глеб?

- Да почему Глеб! Дедушка выгнал. Бросил в меня камень, а потом палку, а потом… ботинок.

- За что же?

- Он сказал… Как это он сказал? В общем, нехорошо сказал. Глисты.

- Да уж… - Ростик даже смутился. - Ну и что же теперь?

- Я вот тебя прошу: помоги мне.

- Что же нужно сделать?

- Не знаю… - Кеша помолчал, опустив голову. Потом поглядел на Ростика, - Пойдём со мной, ты Глеба позовёшь. Он ведь ждёт, а дедушка меня даже к калитке не подпустит. Пойдём.

- Я не могу, - огорчился Ростик.

- Почему?

- Я ведь не один живу. Я в детском саду. На даче.

- А почему ты сидишь здесь один?

- Потому что тут изолятор.

- Я не знаю такого слова, - вздохнул Кеша.

- Изолятор? Ну, в общем, больных сюда отделяют от здоровых.

- Ты больной?

- Нет. Я рисину вдохнул, из рисовой каши. Закашлялся. А они подумали - заболел. А потом передумали.

- Чего же тогда оставили тебя здесь?

- Так… На три дня. На всякий случай.

- Ну вот, - сказал Кеша. - Со мной ведь и случился случай.

Кеша подошёл к Ростику и положил ему голову на колени. Ростик эту голову погладил. Одно ухо у Кеши было рыжее, и кончик хвоста тоже рыжий. И на белом боку рыжее пятно. Глаза у Кеши были большие, тёмные и невесёлые. Видно, Кеше в жизни несладко досталось.

- Понимаешь, - сказал Ростик, - если я уйду, меня будут искать и беспокоиться.

- А если попросить, чтоб отпустили?

- Шутишь, - сказал Ростик, - меня ни за что не отпустят.

Колесико Кешиного хвоста развилось и повисло прутиком.

- Ничего не поделаешь, - сказал он и зевнул долгим, нервным зевком. - Я так долго был ничьей собакой, я думал…

Кеша не успел договорить.

- Пошли! - перебил его Ростик.

- С ума сошёл! - всплеснула веткой береза.

- Я не больной, - решительно сказал Ростик. - Я просто вдохнул рисину и закашлялся. Значит, мне можно ходить. Мария Васильевна ушла с ребятами за ромашками. Обед ещё не скоро. Пошли, Кеша, ну что ты стоишь!

Кеша сорвался с моста, нырнул в ореховый куст, распугал солнечных зайчиков.

Они с Ростиком выбежали на тропинку, которая спускалась вниз по косогору. На косогоре толпились сосны. Они не по-доброму шумели. То одна, то другая выскакивала на тропинку, стараясь преградить Ростику путь.

Спуск кончился. Ростик и Кеша выскочили на полянку и пошли шагом. Тропинка перестала петлять и двинулась через луг - ровная и прямая. Ростик огляделся. Высоко над лугом летала какая-то большая птица, подолгу плавала в воздухе, раскинув крылья. Луг уходил далеко, там вдалеке сливался с небом. Нигде не было видно жилья только трава, трава - ярко-зелёная, густая и блестящая.

- Кеша, - спросил Ростик, - где живёт Глеб?

- Там, - ответил Кеша, - где дома. За большой водой.

- За рекой?

- Да, наверно, за рекой.

Кеша бежал впереди, как бы указывая дорогу. Ростик вдруг остановился. Кеша тоже остановился.

- Кеша, - сказал Ростик, - почему тебя раньше звали Тузиком?

Кеша тут же развернул своё колёсико и свесил его прутом.

- Так было, - сказал он нехотя. - В щенячестве.

- Где?

- Не «где». В щенячестве. Ну, как это называется? В детстве.

- Что было?

- Хозяева были, одни там. Люди. Они и назвали меня Тузиком.

- А их как звали?

- Никак не звали. Это хороших хозяев зовут как-нибудь. А плохие - просто хозяева.

- Что ты у них делал?

- Стерёг сад. Сперва вишни. Потом яблони. - Кеша сказал это точно через силу, и Ростик подумал, что эти люди, наверно, очень обидели Кешу. - На цепь посадили, - продолжал Кеша. - А зачем?

- На цепь?

- На цепь. И потом уехали. Яблоки забрали. Мешки. Варенье. Банки. А меня оставили.

- На цепи?

- На цепи.

- Что же с тобой было дальше?

- Оборвал цепь. Сначала думал - приедут. Ждал. А потом сорвался. Ну ладно, пойдем скорее, что мы стоим?

Кеша заторопился.

Ростик тоже прибавил шагу и вскоре издали увидел реку.

Река широкая, вода и ней спокойная, гладкая; берег тоже широкий, белый чистый песок, на песке редкие, низкие кустики.

Мимо быстро прострекотала моторная лодка.

Ветер принёс запах бензина. Потом ветер ещё раз слетал к реке и вернулся с запахом водорослей и свежей речной воды.

Паром, построенный из досок и брёвен, плоский, похожий на большой плот, отвалил от берега. Вода зачмокала у его бортов. Паромщик покрутил колесо, приделанное к борту, потом ушёл в маленькую дощатую будочку, у которой не было двери, а на стене снаружи был приклеен плакат: «Почаще проветривайте помещение». Один конец плаката отклеился, его трепал свежий речной ветерок.