Александр Кишкин - Мишки-гамми и гоблины

Он подкрался как можно ближе к страдающей от недокусания гадюке и заорал что было силы:

– А-а-а-а-а-а-а!!!

Кусака выпучила на Малыша огромный, похожий на подгнившую грушу глаз и свалилась в темноту, беззвучно, словно таракан, не удержавшийся на краю помойного ведра.

Вторая кусака, не отличавшаяся, видно, особой сообразительностью, монотонно повторила:

– Я сказала тебе, чтобы ты укусила себя за голову. Теперь расслышала?

Тогда Малыш стал тихонько насвистывать какую-то песенку. На этот раз реакция кусаки оказалась молниеносной. Она даже не стала смотреть в сторону медвежонка, а сразу последовала за подругой.

– Они сигают в пропасть так, словно застрахованы на сундук золотых монет, – задумчиво сказал Малыш.

В конце концов он решил пожертвовать фонарем... Медвежонок поднял его над пропастью, разжал лапу и стал смотреть вниз.

Сначала фонарь летел, не встречая на пути никаких препятствий. Потом он вдруг закачался, словно невидимая рука подхватила его, и стал падать все медленнее и медленнее, пока не исчез где-то глубоко-глубоко внизу. Малыш еще минуты три ждал, когда раздастся эхо бьющегося стекла. Но эха не было.

– Вертикальный проспект имени Большого Гоблина, – задумчиво сказал медвежонок.

Хотя чего, спрашивается, было думать? Надо куда-то двигаться. И потому Малыш с замирающим сердцем свесил лапы в пропасть.

«Надо прыгать, – неуверенно повторил внутренний голос. – Надо прыгнуть, а там видно будет. Ведь не разбился же фонарь. И ты не разобьешься...»

Малыш так задумался, что, видимо, уснул. Во всяком случае он потом так и не мог вспомнить, как все-таки решился прыгнуть.

И тем не менее он летел в пропасть. Ветер, пахнущий сыростью и ржавчиной, противно свистел в ушах. Медвежонок почувствовал, как его сердце пытается выпрыгнуть наружу, и уже приготовился увидеть его, вылетающее из собственного горла...

В самый критический момент, когда Малыш уже мысленно завещал все свои игрушки монастырю св. Терезы в Лангедоке (чтобы Солнышку не достались), невидимая рука довольно небрежно ухватила медвежонка за шиворот.

– Эй!.. – невольно выкрикнул Малыш.

На его крик, естественно, никто не отреагировал. Великан-невидимка подержал медвежонка в таком положении несколько мгновений, а потом начал медленно опускать вниз. Гордый гамми, которого вот уже пять лет как никто не смел держать в такой унизительной позе, начал отчаянно трепыхаться, рассудив, что уж лучше умереть, чем снова чувствовать себя грудным младенцем.

Рука отреагировала мгновенно. Пальцы великана разжались, и медвежонок опять полетел вниз с прежней скоростью.

«Наверное, я зря погорячился», – едва успел пожалеть Малыш, как тот же самый великан вновь поймал его. На этот раз в ладошку. Ладонь великана оказалась мягкой и теплой.

Минуло порядочно времени, и Малыш даже заскучал, когда вдруг поймал себя на мысли, что он ведет себя так, будто кто-то за ним следит... Может, это великан с ленивым любопытством разглядывает его, словно неведомого зверька?

Нет, сказал себе Малыш, Колдун рассказывал, что последний великан вымер в этих краях лет двести назад. А может и все триста. Так что все это ерунда. А эти воздушные качели – заурядный фокус, которому можно научить даже ребенка. Малыш тоже научится у Колдуна. Если, конечно, возьмется за это дело серьезно...

Но тревога не оставляла его. Медвежонок мог придумать еще кучу всяких теорий, но кто-то все равно пялился ему в затылок.

Малыш напрасно буравил глазами пустоту: если даже кто-то и прятался в кромешной тьме, то его все равно не было видно.

– Кто здесь? – выкрикнул гамми. – Я тебя не трону!

Даже несмотря на такое великодушие никто не захотел вступать с медвежонком в контакт.

Тусклое свечение показалось внизу.

«Неужели мой фонарь?» – подумал он.

И в самом деле: фонарь, целый и невредимый, стоял на каменном полу. Ладонь, державшая медвежонка, вдруг без всяких предупреждений разжалась. Малыш от неожиданности не удержал равновесие, и едва не забодал носом покрытый плесенью булыжник.

Наконец, он встал и выпрямился. Медвежонок продолжал чувствовать себя кроликом под изучающим взглядом сельского скорняка.

Малыш решил не давать чувствам одержать верх над собой. Он подхватил фонарь и двинулся вперед. Когда он отошел несколько десятков футов, какие-то красные огоньки на высокой скале привлекли его внимание.

Эти два огня могли быть чем угодно: сигнальными маяками, звездами, кострами или еще черт знает чем, но Малыш почему-то сразу подумал, что это и есть те самые глаза, которые ведут спокойное деловитое наблюдение за ним еще со времени спуска.

«И все-таки это великан», – вдруг с твердой уверенностью подумал медвежонок.

Словно в подтверждение его мыслей огни на секунду одновременно погасли, а потом вновь зажглись.

Великан моргнул.

Малыш набрался духу и громко небрежно бросил в пустоту:

– Кстати, вчера ты тоже мог бы меня обслужить!

Колдун говорил ему, что типов вроде кусак или гоблинов ни в коем случае нельзя бояться. Надо весело хамить им, петь громкие жизнерадостные песни, напропалую подтрунивать и все без зазрения совести на них наезжать. Тогда гоблины и прочие твари зауважают тебя.

Только великану, это, видимо, было до лампы. Он продолжал молча смотреть на Малыша.

«А фонарь-то пожалуй, пора выключать», – очень скоро понял Малыш.

Он вышел из тоннеля. Вид, открывшийся перед медвежонком, больше всего напоминал огромную каменную долину с небом, утыканным сталактитами... Не было никакого сомнения в том, что часовой заметил бы свет фонаря за целую морскую милю.

Малыш задул фонарь и аккуратно поставил его на землю.

– Прощай, – дрогнувшим голосом сказал он, подумав, что, возможно, видит свет последний раз в жизни.

Но он ошибся.

Пройдя еще несколько шагов, Малыш увидел подземную реку, перегороженную плотиной. От воды шел переливающийся голубоватый свет, который, словно тяжелый утренний туман, парил над самой поверхностью и распространялся не дальше, чем на два-три фута вверх.

В этом свете медвежонок заметил нескольких гоблинов, валяющихся, словно на поле боя, среди камней.

– А вдруг здесь уже все кончено? – с тревогой прошептал гамми, – Вдруг Колдун, увидев, что меня нет, наслал на гоблинов какую-то заразу?

И все-таки гоблины спали. Это стало понятно сразу, как только Малыш приблизился к воде и услышал храп и посвистывание. Похоже, работяги слишком притомились на своей стройке века.

Медвежонок не удержался от того, чтобы не заглянуть в озеро, чей свет притягивал его, словно ночного мотылька.

Но, взглянув, Малыш сразу отшатнулся. Там, в воде, плавал огромный ящер с зубастой рыбьей головой, покрытый водорослями и густым голубым мохом... Вернее, он не плавал, а метался, пытаясь проломать своим могучим телом каменную плотину. От зверя непрерывным потоком шли огромные пузыри, разбивающиеся о поверхность и вспыхивающие на мгновение тем самым голубым светом, который Малыш заметил, подходя к озеру.