Лиза Адамс - Каспер и рождество

– Да, – сказал мистер Харви. – Хичкок чертовски силен. И прежде всего потому, что у него есть Очень Важная Бумага. Документ с гербовой печатью и подписью самого губернатора – это могучее оружие.

– Может, тебе позвонить губернатору и все объяснить ему? – спросила Кэт.

– Что именно я могу объяснить? – доктор развел руками. – Что Хичкок – малосимпатичный человек? Но это, положим, мое личное мнение. Что извержение эктоплазмы во Френдшипе – полная чушь? Но это надо доказать. А как я смогу что-то доказать, если губернатор понимает в оккультизме и эктоплазмологии еще меньше, чем я – в структуре федерального управления? В таких туманных сферах действует простое детское правило: первое слово дороже второго. Хичкок сказал, что будет нашествие. И ему поверили. Возможно, даже не требуя никаких научных доказательств – просто потому, что нашествие – это плохо и опасно. А если я заявлю, что Хичкок – шарлатан, мне ответят: докажи. Или, скорее всего, просто укажут на дверь.

– Значит, нужно все-таки доказать, что профессор задумал худое, – сказала Кэт.

– Чушь. Представь, что ты придешь в полицейский участок и скажешь: посмотрите, какое злое лицо у этого старикана, обратите внимание, как отвратительно он хлебает пиво из банки – не иначе, как в его седом черепе зреет какой-то зловещий план!.. Тебя просто на смех подымут! Ведь мы абсолютно не знаем, ЧТО ИМЕННО нужно Хичкоку – соображаешь?

– Правильно! – воскликнул Каспер. – И прежде чем идти куда-то, нам следует во что бы то ни стало разгадать планы профессора!

– А потом расстроить их, не правда ли? Конструктивная мысль, – похвалил доктор. – Осталось только решить – КАК?

Каспер высказал Харви свои соображения насчет связи фольклора френдшипских привидений и личности Хичкока.

– Ерунда, – поморщился Джеймс. – Все эти бабушкины сказки не дают нам никаких конкретных сведений о том, почему профессору так приспичило заделаться исполнительным директором национального парка привидений.

– Может, нам попробовать проследить за Хичкоком? – предложила Кэт. -

– Нет необходимости, – махнул рукой мистер Харви. – Он не ночует в склепах и не рыщет под луной в волчьем обличье. Хичкок снимает дом на Уилтонской авеню... Мне сказала об этом Тони Барбоу, продавщица из молочной лавки.

– Очень хорошо, папочка. Теперь нам даже известно, где он живет, – Кэт помассировала виски, чтобы мозги работали быстрее. – Осталось только пробраться в этот дом и хорошенько поискать...

– Что ты собираешься там искать, доченька? Волшебный фикус, который кормят свиной грудинкой?

Надо сказать, что мистера Харви с детства приучили уважать неприкосновенность личной собственности.

– Подождите, – сказал Каспер. – А может, Хичкок будет разговаривать с кем-нибудь по телефону? Или к нему придет в гости Билл Кефирсон, чтобы обсудить совместные дела... Ведь у них с недавних пор появились общие интересы – ведь верно?

– Кэт, – доктор, пропустив слова Каспера мимо ушей, выразительно посмотрел на дочь. – Не может быть никакой речи о том, чтобы кто-то из нас рыскал по чужим домам, словно мелкий воришка. Никто из Харви не опустится до такого. Ты меня поняла?

– Но ведь тот дом на Уилтонской авеню не принадлежит Хичкоку! – воскликнула Кэт.

– Зато наша честь принадлежит только нам самим, – с достоинством парировал психиатр, сразу загордившийся тем, как здорово он выразился.

Кэт замолчала. Как она ни терла свои виски, мозги решительно отказывались выдавать какие-нибудь свежие толковые мысли.

– Директор школы сказал, что с завтрашнего дня школьникам запрещено будет вы-ходить из дома позже семи часов вечера, – сказала она наконец. – В целях безопасности. Чтобы привидения нас не слопали. А еще на улицах будут устанавливать какие-то фантомоуловители.

– Все это мне решительно не нравится, – покачал головой Харви. – Старик Хичкок, пожалуй, еще добьется введения комендантского часа во Френдшипе...

– Ага, – кивнула Кэт. – И после захода солнца патрульные будут стрелять по прохожим без предупреждения.

– Все-таки что-то за всем этим кроется.

– Ты прав, папа. Это и будет главным выводом нашей беседы?

– Конечно, нет, – деловитым тоном произнес доктор. – Пока вы рассусоливали бредовую идею насчет вторжения в апартаменты Хичкока, в моей голове сложился единственно верный план действий... Кстати, он замечательно вписывается в рамки уголовного законодательства.

– Ты, видимо, собираешься поступить к Хичкоку на должность толкового лаборанта? – съязвила Кэт.

По правде говоря, она зря так говорила. Ее папочка еще ни разу давал ей повод думать, что способен унизиться до такого... Но мистер Харви молча и невозмутимо проглотил обиду.

– Нет, дорогая, – ответил он. – Я считаю, что нам необходимо написать письмо в вышестоящие инстанции.

– Что-о? – у Кэт и Каспера отвисли челюсти. – Куда-куда написать?

– В вышестоящие инстанции, милые мои, – вздохнул доктор. – Именно так должен поступить каждый гражданин, обнаружив, что в его поле зрения творится что- то неладное... Америка – страна профессионалов, и потому Хичкоком должны заняться именно профессионалы. Но не мы.

– Что с тобой, папа? – обеспокоилась Кэт. – Ведь ты только что говорил, что вести какие-либо переговоры с губернатором бесполезно.

– Губернатор – битая карта. Он не профессионал. И к тому же находится под влиянием Хичкока. Однако есть инстанции много выше его...

Каспер в растерянности посмотрел на Кэт.

«Мой предок свихнулся», – вот что прочитал он в ее глазах.

– Ты хочешь написать самому Господу Богу?

– Перелет, – улыбнулся Харви. – Чуть-чуть пониже, доченька... Как тебе нравится, скажем, кандидатура Билла Клинтона?

– Ты точно свихнулся, папочка, – покачав головой, произнесла Кэт. – Твое письмо будет идти до Вашингтона полторы недели, а у нас осталось только шесть дней!

Каждая ночь была для Каспера событием. Он не испытывал потребности в сне и даже при полном отсутствии света мог прочитать нижнюю строчку на плакате окулиста с расстояния ружейного выстрела. Именно потому он относился к ночи без пристрастия.

С наступлением темноты он чувствовал себя, как фотобумага, которую окунули в проявитель. Каждый раз Каспер с интересом наблюдал: что же там такое проявится? Его ожидания никогда не бывали обманутыми – ночь была неисчерпаема на новые сюжеты. Днем (даже когда ставни на окнах были плотно прикрыты) тело и мысли Каспера были блеклыми и лишенными какой-либо выразительности – по крайней мере так думал он сам. Каспер был уверен, что только ночью, когда темнота становится глубокой и мягкой, как хорошо выделанный черный бархат, он ПРОЯВЛЯЕТСЯ и наконец-таки становится самим собой.