Наталья Кодрянская - Глобусный человечек

— Кот Блэк, — торжественно произнес глобусный человечек, — если бы Ник разрезал глобус пополам, мы больше не могли бы вернуться домой. Дикси было бы еще не так плохо. За ней поехали бы в Швейцарию ее родители. Ну, а я… — глобусный человечек махнул рукой, — я бы погиб. Вы спасли мне жизнь. Так вот позвольте, мужественный друг, наградить вас самым высоким на земном шаре знаком отличия: орденом Голубого Ящура!

И глобусный человечек достал из кармана эмалевого ящура я повесил его на шею плакавшему от счастья Блэку.

— Теперь я расскажу вам обоим историю этого замечательного ящура, — продолжал глобусный человечек.

Жил на свете гордый человек. Он признавал только тех, у кого всего было во сто крат больше, чем имел он сам. Однажды он встретил голубого ящура и был поражен его необыкновенной окраской. «Как ты, простой ящур, добился, чтобы стать голубым как небо?» спросил гордый человек. «Мне ничего не надо было добиваться, — ответил ящур, — таким меня создал Творец. Я это понял и всю свою жизнь старался поступать так, чтобы моя одежда оставалась незапятнанной».

Тут человеку стало стыдно своей гордыни. В самом деле, чего он возносится! И кто такие те, кто богаче его, и кого он считает вровень себе? И кто такой сам он? И разве богатство вечно как небо? С тех пор он всегда старался брать пример с голубого ящура. Вскоре этот человек стал в пример и для других, и от него пошел орден Голубого Ящура.

— Мне хотелось бы поехать с тобой в Колорадо, — однажды сказал глобусный человечек Дикси. — Ты только из окна поезда видела тамошнюю пустыню, горы и безбрежные, в золотых колосьях, поля. А я там был, и не раз; послушай, какую чудесную повесть рассказал мне один старый негр. Он часто сидит на паперти и с глиняного блюда кормит ласточек. Вот как, по его словам, это было.

В небольшом селении, среди песков пустыни, где при восходе солнца красные скалистые горы горят драгоценными рубинами, жила прачка Молли и ее сын Перси. Весь день Молли проводила на речке за стиркой белья, а Перси бегал по соседним дворам, задирая чужих ребятишек. Докучал пострел и взрослым, и на него постоянно жаловались. Сам он считал себя всех умнее и был уверен, что ему все сойдет. Мать огорчалась, и однажды, когда Перси сильно напроказил, она не выдержала и пожаловалась священнику. Священник и сам видел, как все отшатнулись от Перси — и большие и дети, и необходимо было прибрать его к рукам.

В церкви перед алтарем стояли золотые вазы с цветами. Каждое утро Перси, по приказанию священника, должен был менять в них воду. Расставив цветы по местам, он обычно задерживался в церкви. Стоя перед золотыми вазами и таращась на пестрые цветы пустыни, Перси крепко молился: он назойливо приставал к своему святому Перси, чтобы святой дал ему крылья.

Расхаживая по церкви, он пристально рассматривал на стенах крылья архангелов, будто примеряя их к себе, и только мешал ангелам — ангелы каждое утро украшали небесными цветами церковь. И среди ангелов, как и среди людей, поднялся ропот, но ангелы не отгоняли его.

Это случилось осенним утром. Перси только что переменил воду в золотых вазах и начал свою молитву к своему святому, как вдруг влетела в окно ласточка, упала на каменный пол и не поднялась. И уже не у святого, а у ласточки стал просить Перси крылья.

— Тебе все равно больше не летать, — говорил Перси ласточке, — отдай мне свои крылья!

— Зачем тебе крылья? Тебе даны руки и ноги, — хотела сказать ласточка, но сил не хватило. С последним биением нетерпеливого птичьего сердца она отдала Перси свои синие крылья.

Ангелы все видели и все слышали. С грустью посмотрели они на Перси. Синей ласточкой улетел он в окно.

Синей ласточкой летит Перси. Как бы хотелось ему показаться в родном поселке большим и детям — похвастать: «Гляньте! Какие блестящие крылья!» Но он летел и не мог остановиться: крылья не слушались его.

Минуя деревушку, крылья перенесли его через горы, и все выше летел Перси над морем, и летел не один, а в стае ласточек. Напрасно звала его мать — где там услышать с такой высоты! Да и не волен был он вернуться.

Туловище у него ласточкино, а голова — его, Перси: на черных кудряшках красная шапочка с белой кисточкой. Ему эту шапочку связала мать.

Перси казалось, нет и не будет конца полету — все лететь ему, перелетая моря и горы, и вдруг как-то сами собой крылья сложились, и он очутился на высоком дереве.

Первым его заметил носатый дрозд.

— Человек-ласточка — какое убожество!

— Как он безобразен! — прошуршала сухим листом пальма.

Южный ветер поднял было свою руку прогнать с дерева мальчика-ласточку, но тут вступился соловей:

— Если кто из вас тронет мальчика-ласточку, или хотя бы шерстинка упадет с кисточки его красной шапочки, я вас навсегда покину.

Насмешки сразу оборвались. Как настоящая ласточка, Перси спрятал голову под крыло и тихо заснул.

Вместе с крыльями Перси перенял у ласточек их добрый, веселый нрав, из сорванца и задиры сделался кротким и внимательным, стал помогать и своим и чужим, предупреждая об опасности; распутывал и самые замысловатые силки, в которые не раз попадались доверчивые птицы.

Каждую осень Перси улетал с птицами в теплые края, не боясь ни дальних перелетов, ни гиблых пропастей.

Уставших и больных птиц он нес в своей красной шапочке.

И всякий раз, когда стая Перси возвращалась из теплых стран, ласточки пролетали над бедным домом Молли, над желтыми песками, над церковью и речкой. И в речке, там где стирала белье негритянка Молли, закипала вода. Это Перси жалел мать, это его молитва заставляла вскипать студеную воду. Как бы он хотел обнять мать! Но крылья несли его дальше.

С тех пор, как пропал Перси, было у Молли одно утешение: она верила — хоть Перси и был озорной, докучал соседям, все же, если Бог прибрал его, как все дети он обратится в ангела и будут у него крылья белее, чем только что выстиранное ею белье. Кроме того, она почему-то верила, что еще хоть разок она увидит сына.

Однажды, когда в своей стае Перси летел на родину, охотник подстрелил мальчика-ласточку. Перси упал бы на землю, как когда-то ласточка на каменный пол церкви, но птицы подхватили его с двух сторон и продолжали лететь, а когда поравнялись с домом матери Перси, они бережно опустили его на песок у порога.