Виктор Близнец - Земля светлячков

Густой дым, и вправду, вился над Сизовым домом. Тяжёлую тёмную тучу несло над чистой водой, и светлая вода затягивалась сизой плёнкой пепла, падающего с неба.

Тем временем…

Сиз плыл себе на дне челна, как в колыбели. Та вот всем существом, и слухом, и кончиками усов почувствовал, что близко его домик и что там, в родных стенах, корчится и шипит от огня живое дерево и кора.

Сиз проснулся, тревожно спросил: «Где моя трубка?». Трубка торчала у него в зубах. (Потому и спросил про неё шепеляво, одной половинкой рта). Поднялся, встал в челне на ноги и ещё с прикрытыми глазами, словно через порог дома, ступил с челна прямо в воду. Хорошо, что они подплыли к берегу. В каком-то ослеплении, отмелью Сиз побрёл через воду на берег, за ним прыгнула Мармусия, и они вдвоём, все быстрее и тревожнее, зашагали лестницами к дому.

У Сиза так и сверкнуло перед глазами: «Светлячки… светлячки… музей… величайшая, ценнейшая в мире коллекция!»

Но чудо: дом стоял целый. Он только немного пожух, сверху кое-где взялся сизоватыми клочками гари.

Сиз машинально, без всякой мысли ткнул в стену чубуком. И дом рухнул.

Весь сразу осел на землю — с сухим шелестом. А из пепла, как ночное привидение, встало облачко дыма и долго стояло, заглядывая стоусам в глаза. И они, остолбенев, тоже глядели на облачко, на её змеящиеся косы, словно ждали от него ещё какого-то явления. Молча стояли Сиз, Вертутий, Чублик, Мармусия. Им всем запорошило щёки этим сухим прахом.

Облачко осело — и стало видно обгорелый вход под землю. Тёмную яму, присыпанную свежим пеплом.

Хорошо, что спальня и музей у Сиза были спрятаны на глубине, под крутым песчаным берегом.

Стрела с чёрным огнём какого-то бродяги угодила в дом, и старый кленовый пень выгорел весь дотла, до самого глубокого корневища в песке. Но спальню и подземные галереи огонь не достал — задымлённые, потрескавшиеся у входа, они всё-таки остались целы.

«Где они взялись на нашу голову? — думал про мохнатых страшилищ Чублик. — Мы так хорошо жили себе над нашими озёрами. Дядька Хвороща сажал на огороде свои дыни, дядька Сиз выращивал светлячков, а мой дед собирался сделать такую мельницу, чтобы она крутилась в полной тишине, без малейшего ветерка. И вот они набежали на нас, эти дикие, эти страшные приблуды. Что им нужно тут?.. Наверное, у тех пещерных приблуд так заведено: где сила, они обходят, где видят, что одолеют, — туда всей ордой. Но разве мы слабее их?»

Сиз, Вертутий, Мармусия глядели на сгоревший дом, на тучку-змею, которая присела и спряталась в груде пепла, и беспокойные мысли сновали на их встревоженных лицах.

Мармусия первая опомнилась и решительно сказала:

— К вам, Вертутий! Как бы и там, у вас, не походили эти болотные лапищи!

Давно такого не было на озёрах: день стоял в разгаре, с неба палило яркое солнце, а две кучки стоусов и триусов, вместо того чтобы отсыпаться в прохладных домах, как им назначено самой природой, махали вёслами, надрывались, гнали лодки к Верхнему озеру.

Острый, ослепительный отблеск воды, гребля, песчаный берег Вертутия…

То, что они увидели на серых песчаных холмиках, нельзя передать словами.

Мельницы были поломаны, разбиты вдребезги, втоптаны в песок; видно, для смеха какой-то громила посбивал самые певучие ветряки, а на палках поразвешивал старые Вертутиевы башмаки, куски глины, решёта, горшки… песок было истоптан. И перекопан, лишь затенённые каналы с водой и высокую песчаную крепость, тоже окружённую поясом воды, дикая орда обошла.

Кто-кто, а Сиз XII снова себе заметил в мыслях: боятся, смертельно боятся пещерные чужаки даже лужицы…

Не стоит говорить, как посерел, сгорбился Вертутий, когда ходил разорённым своим царством, среди развалин умолкших ветряков, где раньше он так блаженствовал. Он грозно откашливался и что-то тихо бормотал: «Кхем!.. В пень и колоду, это им так не пройдёт!»

За Вертутием ходила Мармусия и гневно возмущалась:

— Фу, фу! Какой дух они вам оставили тут! Ах, нечёсанные! Ах, немытые дикари! Давайте, Вертутий, я вас немного покроплю своими духами.

— Не надо, — хмуро отказался Вертутий. — Оставьте. Мы их покропим, тех разбойников.

Совсем другую картину застали они у Хворощи.

Весёлый, неугомонный Хвороща именно угощал — кого бы вы думали — одного из мохнатых страшил. Как он его поймал, не могу сказать. А только хорошо обмотал верёвкой, привязал сидя к дереву — тут же, на бахче. И прикатил целую гору дынь. И сейчас угощал, прямо в рот напихал ему сочной мякоти.

— Ешь, ешь, вражий гостюшка, угощайся! Ничего, не стони, не отворачивайся, курносый ты мой, послушай лучше меня: чрево не древо, раздастся. Вот мы тебе сладкой, вкусной, слоновой дыньки. Будешь знать, как с огнём врываться на бахчу!..

Пещерник сопел и мычал со страха, до ушей залепленный дыней, бестолково крутил головой. Глаза у него лезли на лоб. А светлый медовый сок капал с языка и струйками бежал на мохнатое пузо. Вертутий не стал смотреть на эту застольную муку. Ножом разрубил туго затянутую верёвку, отпустил Хворощиного гостя, дав ему доброго пинка на дорогу. Освобождённый разбойник с дыней в зубах так припустил с бахчи, что, кажется, не бежал по земле, а прямо летел в воздухе.

Поговорили и остановились на мысли Сиза — ехать к Варсаве, там всем вместе посовещаться.

Видно, у Варсавы уже собрались и ещё кто-то должен прийти, ведь под берёзой стояла деревянная табличка с надписью: «Добро пожаловать, заходите в мой дом!»

«Он просто молодец, — подумал про Варсаву Сиз, спускаясь в знаменитые подземные катакомбы профессора. — Мы все устали, мы напрочь разморились от солнца и, если ещё посидеть там наверху… А тут, в подземном уюте, да ещё таком, как у профессора, хоть немного отдохнёшь».

Мармусию пропустили вперёд — крутыми лестницами вниз, а потом зашли Хвороща, Вертутий, Чублик и Сиз.

Не ошиблись: у Варсавы сидели почти все стоусы и триусы, взрослые и маленькие, не говоря уже про его учеников-лунаристов. Беда — она собирает людей вместе.

Тут, очевидно, долго уже шли серьёзные разговоры. И когда Сиз прошёл между рядами к стене и сел на мягкий диванчик, он сразу расстегнул воротник, блаженно вздохнул и сказал: «Ну вот и всё — как дома!» Вправду, в этом роскошном подземелье (профессор называл его — «Лунарный зал») все напоминало Сизу родной музей: на стенах горели светлячки, его светлячки, которых он, кажется, подарил профессору на день рождения. Огромный купол зала терялся в темноте, где-то над головой, а внизу, как раз посередине, отливало чистой сине-голубой водой небольшое подземное озеро. На озере был островок, к нему с берега вёл деревянный мостик. Профессор Варсава в своей белой мантии, босой проходил скрипучим мостиком на тот островок, садился на лавку под высоким орехом (а живой грецкий орех рос на этом же острове) и отсюда начинал свои знаменитые поучения, обращённые к разуму и сердцу стоусов-отроков, то есть, проще говоря, начинал занятия с лунаристами.