Леонида Лари - Остров голубых снов [Сказки]

«Они даже не подозревают, что со мной произойдет», утешил себя Дору и, улыбнувшись этой мысли, слез со стула. Он лег, но долго не мог заснуть, представляя, как завтра встретят его ухмылками и насмешками. «Господи, пусть это случится со мной сегодня», — страстно прошептал он. Хотя какая, собственно, разница — днем раньше или днем позже это произойдет.

Теплая ночь послала ему опьяненного лунным светом мотылька, который все бился и бился о стены комнатки, пока не уселся наконец на жаркий лоб Дору, словно доброе предзнаменование. Дору не прогнал его, а закрыл глаза и заснул с ним на лбу в ожидании события, о котором мечтал столько лет.

Дору проснулся с первыми криками петухов от острой боли во всем теле. Словно кто-то связал его так крепко, что еще один миг, и он бы задохнулся. Он встал и спросонья так сильно ударился головой о спинку кровати, что чуть не потерял сознание. Казалось, что он связан по рукам и ногам. С изумлением увидел он, что от пижамы остались жалкие воспоминания.

Дору сорвал с себя лоскутки и кинулся к зеркалу. Ему не пришлось карабкаться на стул, чтобы увидеть себя. Из зеркала на него смотрел высокий стройный юноша необыкновенной красоты. Дору спохватился, что стоит обнаженным, и завернулся в простыню.

Он не метался, не плакал, не смеялся, ничего не говорил. Радость лишила его речи. Про себя он повторял единственное слово: «Свершилось».

Так он стоял неподвижно, пока не раздался стук в дверь. Дору согнулся и только голову высунул в дверь. Это зашел сосед одолжить сахару. Боясь, что тот заглянет внутрь, Дору схватил пакет сахару со стола и дрожащей рукой протянул в приотворенную дверь. Сообразив, что теперь у него нет подходящей одежды, он попросил:

— Ты не мог бы дать мне на сегодня рубаху и пару штанов? Всего на один день.

Сосед пожал плечами, но затем, словно догадавшись о чем-то, спросил понимающе:

— Гость из деревни? А у самого одежонка-то не того, а?

— Да-да, — поспешил согласиться Дору, радуясь, что сосед сам отыскал ответ.

Получив рубаху и штаны, Дору через полчаса уже был в магазине. Он решил купить все необходимое сам, чтобы у него была своя собственная одежда. Сделав покупки, он с облегчением вернулся домой. Дору ни от кого не скрывался. Да и кто его узнает? А потом, после представления все артисты отдыхали, тем более, что сегодня репетиция начиналась позднее обычного. Дору переоделся во все новое и только после этого решился на шаг, который никогда бы раньше не совершил.

Он пойдет к ней, непременно пойдет, все будет так, как он представлял себе в самые мучительные минуты своей жизни. Комната Маргариты находилась на первом этаже. Дору с трудом пробрался сквозь кусты роз, исколовшись до крови. Очутившись перед ее окном, он легонько постучал. Из комнаты послышался шорох, и сквозь занавеску Дору различил изящный силуэт эквилибристки. Она соскочила с постели, сладко потянулась, накинула плед на плечи и, подойдя к окну, капризно спросила:

— Ну кто там еще?

Дору не ответил. Маргарита раздвинула занавески… Большие, красивые и холодные глаза девушки стали еще больше, сначала от недоверия, затем от изумления, потом что-то непонятное и теплое появилось в ее взгляде и передалось Дору.

— Доброе утро, Маргарита! — сказал он, кажется, обращаясь не к ней, а ко всему миру. Затем медленно повернулся и, не оглядываясь, зашагал прочь.

Она родилась в зеркале и ничего о себе не знала. За мгновение до ее рождения из комнаты вынесли молодую девушку, которую провожали в глубокой печали. Больше всех горевал высокий, черноволосый, бледный юноша. На следующий день он сам переехал в эту комнату. Его вещи очень заинтересовали новорожденную. Больше всего ей понравились маленькие рыбки, плавающие в стеклянном шаре. Она дождалась ночи, когда веки нового жильца сомкнулись, и направилась к рыбкам. Рядом, в маленькой чашке, лежал корм. Ей хотелось взять зернышко и бросить рыбкам, но руки, сотканные из прозрачной дымки, не слушались ее.

В нетерпении она склонилась над стеклянным шаром. Поначалу внимание ее привлекли красные рыбки с длинными желтоватыми подрагивающими плавниками, но потом она заметила, что у рыбок слишком жадные выпуклые глаза.

Ее рассердил их обманчивый вид, и, смочив в воде прядь волос, похожих на бледные лучи, она прогнала рыбок на самое дно к ракушкам. Вместе с травинками со дна поднялись пепельные рыбки, посеребренные вдоль плавников. Глянув в зеркало, она заметила, что ресницы ее такие же серебряные.

Ей захотелось приласкать хотя бы одну из этих рыбок. Она осторожно протянула хрупкую ручку, едва вырисовывающуюся в воздухе, и опустила ее в воду, но внезапно почувствовала, что вода ее засасывает. В страхе она отпрянула от жгучего холода, пронизавшего все ее существо, и легко соскользнула на пол, словно лист или платок.

В это время юноша, застонав, проснулся и заметил туманное свечение вокруг нее. Он молча приблизился и попытался поднять незнакомку. Но руки его, казалось, прикасались к лунным лучам, которые подчиняются только силам сходной с ними природы. Она лежала на полу с закрытыми глазами, блуждая в хаосе туманных мыслей, которые никак не хотели собраться воедино. Она чувствовала, однако, что кто-то на нее смотрит, пристально и отчаянно, но ей почему-то не хотелось отвечать на этот взгляд. Лишь когда юноша отвел глаза в сторону, она осмелилась подняться и кинулась в сторону зеркала — ее единственного надежного убежища в этом манящем, но неведомом мире. И вдруг путь ей преградил все тот же пронзительный и тревожный, полный страдания взгляд. Она молча растворилась в луче этого взгляда, наделенного беспрекословной над ней властью. Растворилась безропотно и без сожаления, так и не успев осознать это до конца.

Это случилось в седьмом десятилетии Века Тревог. Теперь мне ясно, что изначально я мог находиться и в цветущей ветке, и в чистом воздухе, и в первородной волне, и в траве, наполненной жизненными соками.

Однажды, когда прекрасное и немного печальное от сознания своей неповторимости солнце готовилось к встрече с горизонтом, я, мужчина, давший начало миру, вернулся в свое творение, потому что ночь за ночью, год за годом кто-то звал меня во сне.

Сначала я услышал шепот ее молитвы, потом увидел ее большие удивленные глаза, ощутил взволнованную руку, коснувшуюся моего лица, лица видения, мерцающего неуверенно, как пламя свечи на ветру.

Рожденный чужим желанием, уже в следующее мгновение я страстно захотел стать самим собой. Я вспомнил, что когда-то точно так же из моего сна возникла женщина, которую я очень любил. Она не была совершенной, и всякий раз, когда я в чем-нибудь ее упрекал, она обижалась: «Я ни в чем не виновата. Ты сам увидел меня такой во сне. Что же ты не довел меня до совершенства?» И она горько плакала, сердце мое разрывалось, и, желая утешить ее, я нежно шептал: «Я не успел, любимая, услышал, как забилось твое сердце, и не успел…»