Петр Ингвин - Сказаниада [СИ]

А Борис видел дряхлеющего живчика с одутловатым лицом, отменным брюшком и незарастающей плешкой, который боялся собственной тени, но при этом был весьма охоч до женского пола.

Достаточно рассуждать здраво, чтобы понять, что к чему. Настоящий бессмертный мог бы побеждать несметные армии, сколько их ни собери. А что? Знай себе убивай врагов по одному, когда-нибудь да кончатся. Кощей этого не делал. Он вообще сторонился войн, с соседями предпочитал выгодно торговать, вот только породниться с ним желающих не находилось. Отдашь дочку за такого — он всех переживет, два государства под своей рукой объединит, а затем к соседям посватается. Кому охота, чтобы кто-то подминал под себя все, и с этим нельзя было бороться?

Истина о бессмертии хранилась в письменах, в старые времена составленных для Кощея неким приезжим из дальних стран. Предание гласит, что писаря того казнили, чтобы не выдал тайны. С тех пор все знали, что письмена не читаются. Кощей с улыбкой наблюдал, как кто-нибудь грамотный натыкался на свитки и пытался разобрать хоть что-то. Возможно, со стороны Кощея это была проверка. Вдруг кто-то сможет? Бывая во дворце, Борис тоже видел покрытые непонятными значками пергаменты. Возникла мысль скопировать их, чтобы отцовские грамотеи расшифровали. К сожалению, Кощей не позволял кому-нибудь видеть письмена больше одного раза. Скорее всего, это действительно проверка. Вот если бы Борис занял место головы драконовых гридней, что как раз оказалось свободным… Невзирая на козни Доремира, за новой девушкой послали Бориса — значит именно Борис должен был стать следующим головой. Возможности тогда открылись бы исключительные.

Теперь сожалеть поздно.

В лицо ударили брызги, и посторонние мысли сгинули. Елена спала в руках Бориса. Кто-то из рыбаков с извинениями, что ничего лучше предложить не могут, принес скудной еды. Движением глаз Борис приказал положить рядом и больше не беспокоить.

Ветер раздувал парус, волны мерно подкидывали и опускали лодку. Иногда через борт хлестала вода, ее вычерпывали. Родной берег уже просматривался. Но Борис смотрел не вперед. Он любовался прожилками на тонкой шее. Нежной кожей. И цветком на плече.

Все же Елена — богиня. Или дочь одного из богов. Как бы то ни оказалось — это неважно. Она с Борисом, и кроме этого отныне ничто не имело значения.

На востоке небо почернело, а на западе порозовело всплесками на багровых облаках. Все чаще навстречу кто-то проплывал — тоже с родным единорогом на стяге и парусе. Огромных многопарусных кораблей с недавних пор не строили, опасных волн и штормов почти не бывает, а когда боги разгневаются, величина не спасет. Оставшийся после войн единственный большой корабль оказался никому не нужным — не мог пристать к торговой пристани, а возить на него товар лодками и платить за многократную погрузку-выгрузку оказалось невыгодно. Последняя война отгремела в дедовы времена, когда два государства по обе стороны моря объединились против иноземных захватчиков. У пришлых были собственные боги. Люди дрались с людьми, боги — с богами. Строились невообразимые ныне флоты, невероятные по размеру и мощи, и люди гибли в морях тысячами, а прибрежные города разрушались, чтобы правители одной из сторон в конце концов смогли назвать себя победителями.

К счастью, все кончилось до того, как люди и боги извели друг друга подчистую. Чужие боги замирились с местными и общим решением договорились не поддерживать людей, если те все же начнут воевать. Отныне ничто не мешало процветанию.

Весла вновь ударили по воде — сбросить скорость и пришвартоваться. Через несколько минут раздалось:

— Мы прибыли, господин.

Елена удивленно открыла глаза. Измученная до полусмерти, она проспала весь день, и теперь не понимала, почему солнце снова садится.

— Спасибо, — поблагодарил Борис рыбаков. — Приходите вечером, отец заплатит.

— Да пребудут с тобой боги, господин.

Борис и Елена ступили на деревянный пирс. Мимо них, тяжело дыша, шагали грузчики с мешками за плечами, мальчишки носились между ними с тележками и корзинами, кричали торговки и зазывалы. По мощеной мостовой со скрипом ползли груженые возы, сновали всадники, стражи, торговцы и гонцы. Самых богатых несли в паланкинах восьмерки рабов. Открытые двери заведений и построек выдавали их назначение не только видом, но и запахом: Борис с Еленой миновали склады, мастерские, бани, харчевни и палаточный рынок. Впереди, куда они шли, высилась городская стена, а слева, со стороны моря, часть города покрывал ил — многие годы некому было строить дамбы и выгребать воду после штормов. По разрушенным зданиям бродили козы, в стенах с провалившейся кровлей росли деревья, почти все обвил колючий плющ. Пруды загнили, увенчанные скульптурами фонтаны покосились, выбитые ставни и двери противно скрипели.

— Эхо войны, — объяснил Борис в ответ на удивленный взгляд Елены. — Много людей погибло, мы восстанавливаемся до сих пор.

Справа от дороги раскинулись кварталы бедноты. Деревьев не было, торчали только раскуроченные пеньки. Лепились друг к другу хибары, сколоченные из чего попало, у пустых проемов дверей в грязи играли голые дети, ближе к дороге торговали ерундой немощные старухи. Пугали жуткие рожи нищих, просивших милостыню, но калеками вовсе не выглядевших — от таких хотелось держаться подальше, чтобы не стянули кошелек или просто не зарезали ради хорошей одежды. Или не похитили для выкупа. Борис ускорил шаг.

Могучие ворота, распахнутые настежь после войны и с тех пор ни разу не закрывавшиеся, приглашали в центральную часть города. В нос ударил запах, в котором смешались цветы, сладости и пробивавшийся сквозь них навоз. Здесь жили по-другому. В торговые ряды, построенные из белого камня, подъезжали на конях и в паланкинах солидные покупатели, вдоль дороги росли яблони и вишни, а в конце пути виднелся дворец, уходивший башнями и шпилями почти в облака. И всюду развивались кумачовые полотнища с золотым единорогом.

Прохожие, особенно из тех, что побогаче, периодически присматривались к Борису и вдруг кланялись в пояс. У Елены впервые проснулось любопытство:

— Почему к тебе так относятся? Кто ты?

Борис раскинул руки:

— Сын правителя всего этого. Пойдем быстрее, я так давно не был дома.

— Как называется твой город?

Борис втянул носом родные запахи и счастливо объявил:

— Двоя.

Эпиграф

На тебя, моя душа,

Век глядел бы не дыша,

Только стать твоим супругом

Мне не светит ни шиша.

Леонид Филатов «Про Федота-стрельца»

Часть вторая

Егорий Храбрый

Глава 1 Георгий и Елена