Борис Привалов - Всадник без бороды [Юмористическая повесть]

— Держи! — бросил парнишке мешок Сабыр. Затем взял прислоненный к юрте соил — длинный шест с петлей на конце, которым отлавливают коней из табуна, — и, подойдя к своему коню, не спеша взобрался на седло.

Волк сидел на дне сухого колодца. Такие колодцы часто роют в степи казахи, когда перекочевывают с летних пастбищ на зимние и с зимних на летние. Вода из них быстро уходит, края зарастают ковылем, и получается что-то вроде ловушки или охотничьей ямы — из иной даже человеку и то выкарабкаться трудно.

Два лохматых, рослых, как жеребята, пса неистовствовали возле колодца. Волк беззвучно скалил зубы. В узкой яме он не мог присесть для прыжка и только скреб когтистыми лапами по песчаным стенкам.

Сабыр лег на край колодца и, держа соил обеими руками, опустил его вниз. Волк зарычал. Лучи солнца не доставали до дна, там царил полумрак, и глаза волка сверкали, как звезды.

Петля на конце соила начала свой танец перед самой мордой зверя. Волк лязгнул зубами раз, два — мимо! Он вытянул шею, чтобы уж наверняка перекусить дразнящую, пахнущую конским потом петлю, но Сабыр ловко накинул ее на шею волку и, несколько раз повернув соил, сильно затянул. Шест пополз вверх. Волк закачался в петле, захрипел.

— Как только его голова покажется над колодцем, — приказал Сабыр Казангапу, — перехвати шест! Я завяжу ему морду!

Казангап отогнал истошно лающих собак, а когда голова хищника, с вытаращенными от удушья глазами показалась над землей, взял шест из рук дяди.

Чтобы волк не мог раскрыть пасть, Сабыр двумя кожаными шнурками стянул ему челюсти.

Зверь оказался крупным, матерым.

— Ой, тяжело, ой, не удержу! — запричитал Казангап.

Сабыр снова взялся за соил, а Казангап связал шнурками волку лапы — отдельно передние, отдельно задние. Потом схватил мешок, растянул его.

Чабан опустил хищника в мешок, снял петлю с его шеи. Горловину мешка Казангап завязал ремнем — крепко, двойным узлом.

Овчарки кинулись было на мешок, но Сабыр соилом отогнал их:

— Пошли к отаре!

На ваш век волков хватит!

— Э, Казангап, — промолвил старик, — пожалуй, волк попал в колодец с перепугу…

Все утро здесь скакали жигиты: туда-сюда, туда-сюда.

— Они хотели поймать Алдар-Косе! — засмеялся Казангап.

— Видно, волк спал где-то поблизости, испугался коней, побежал и угодил в яму, — продолжал Сабыр.

Волк в мешке шевельнулся.

— Ожил, ночной жигит, — сказал Сабыр, ударив древком соила по мешку. — Когда будут с тебя шкуру спускать, вспомни, сколько овец да жеребят ты зарезал! Это твой волк, Казангап! Ты первым его увидел! Продашь шкуру — купишь себе новый чапан, а то совсем рваный носишь…

— У вас, дядя, чапан еще хуже, — дотронулся до старой одежды Сабыра Казангап. — Сначала вам нужно купить. А я потом!

— Жаксы! Хорошо! — улыбнулся Сабыр, погладил усы. — Ты — как твой покойный отец: он всегда уважал старших! Но только глупцы делят шкуру неубитого зверя!

Вместе с племянником Сабыр уложил мешок на испуганно захрапевшего коня.

— Чует волчий дух! — ласково-успокаивающе потрепав коня по боку, произнес Сабыр и вскочил в седло.

У юрты чабаны спешились, свалили мешок в тень, пустили коней пастись.

Сабыр вынул острый нож, попробовал ногтем лезвие.

Казангап сидел на корточках, внимательно смотрел за тем, как дядя готовится резать волка.

— Э-э, много волков в степи нынче, — словно сам с собой заговорил Сабыр. — Охо-хо, что-то будет…

— А почему жигиты ловят Алдар-Косе? — спросил Казангап. — Что он сделал? Может, за то, что он высмеял жадного муллу? Помните, дядя, как в юрте Алдар-Косе решил заночевать мулла вместе со своим ишаком? И как он потребовал еды для себя и для ишака? Алдар-Косе предложил им мяса и сена, ишак и мулла уехали голодными.

— Э-э, племянник, ты что-то путаешь! — усмехнулся Сабыр. — Не может быть, чтобы мулла отказался от мяса, а ишак — от сена.

— Отказались! Ведь Алдакен дал мулле сена, а ишаку — мяса! — И Казангап радостно засмеялся.

— Из-за такого пустяка не станут поднимать всю степь на ноги, племянничек! Э-э, наш Алдакен хитрец и весельчак! Откуда только у него это берется! Я знал отца Алдар-Косе — его убили баи, когда мальчишке было всего две-три зимы… Они с матерью остались без юрты и кочевали в степи от аула к аулу, как нищие… Алдакеном же его назвали потом, когда уже все стали удивляться необычайной смекалке малыша…

— Я много о нем слышал, — весело продолжал Казангап. — Говорят, как-то раз Алдар-Косе помогал сторожить лошадей. Табунщик ему сказал: «Здесь конокрады ходят, уздечки наших коней ночью из рук не выпускай». А ночью Алдар-Косе коней продал, деньги спрятал, заснул. Спит, а уздечки в руках держит. Утром табунщик смотрит: нет коней! Разбудил Алдар-Косе, спрашивает: «Где кони?» Алдар-Косе ему отвечает: «Ты же приказал уздечки из рук не выпускать, вот я и держу. А где кони, не знаю!»

Сабыр спрятал нож в ножны, задумался, погладил усы. Потом заговорил тихо:

— Вот, племянничек, старая притча. В большую беду попала перепелка: дом у нее загорелся. Горит гнездо, пылает. Прилетели на пожар разные птицы. Кто кричит, кто волнуется, кто издали смотрит. А ворон подлетел да в огонь соломку бросил. «Не хотела каркать по-моему, сказал, так тебе и надо!» Потом ласточка прилетела. И уронила из клюва каплю воды в пламя… Сгорело гнездо у перепелки, пришлось ей строить новое. Вот как…

— А дальше, дядя, что было?

— Ничего. Тут и притче конец… Ведь от соломки ворона пожар не стал злее. И от капли воды, которую ласточка принесла, огонь не погас. Но перепелка узнала, кто ее друг, а кто враг… Вот так и у нас: в беде сразу узнаешь, кто желает тебе зла, а кто — добра… Если услышишь, как будут говорить, что Алдар-Косе причинил кому-то из бедняков зло, — не верь, мой мальчик. Это говорят те, кто бросает в огонь, когда горят наши юрты, охапки сухой травы.

Казангап опустил голову.

— Если приведется тебе увидеть нашего Алдакена, — продолжал Сабыр, — то ты сразу поймешь, какими бывают хорошие люди. И еще поймешь, что не нужно спешить, когда хочешь сказать плохое о ком-нибудь.

— А я слышал, — не сдавался Казангап, — что Алдар-Косе умеет ездить так хитро и тихо, что, когда подъезжает к аулу, на него даже собаки не лают. Но так, дядя, ездят только конокрады!

— Не понял ты меня, племянник. Тот, кто крадет коней, — злой судьбы человек. Он приносит беднякам-жатакам, таким, как мы с тобой, горе. Алдар-Косе ездит тихо, потому что у него много врагов — баи, муллы, старейшины… Тот, кто дружит с нами, с жатаками, богачам ненавистен. Вот один старый мудрый табунщик и открыл Алдакену секрет своих дедов: ездить так, чтобы ни один пес никогда не залаял.