Ребекка Стид - Восход

Тиа покачала головой и почувствовала, что с ее щек слетело несколько слезинок.

— Но почему? Почему мы здесь, почему ты захотел рассказать мне все это?

— Ты хочешь спросить, какое я вообще имею отношение ко всему этому? — Лукиан засмеялся, отпустил ее руки и наконец вытер слезы. — Ты, наверное, подумала, что я сумасшедший.

Когда Тиа ничего не ответила, он снова прыснул.

— Достаточно честно, девочка, молодец.

Тиа, сама того не ожидая, улыбнулась ему в ответ.

Лукиан снова стал серьезен.

— Кажется, немаловажную часть истории я пропустил. Я должен быть здесь с тобой по двум причинам. Во-первых, я любил твою маму, Тиа. А она любила меня. Мы… мы считали себя семьей. Нас троих.

Троих — значит Маи, Лукиан и она.

— Но ты никогда не говорил мне.

Лукиан залился краской.

— После смерти твоей мамы я долгое время был очень плох. Если быть точнее, я окончательно спятил и бредил.

— А потом, когда поправился?

Он потупился.

— Я не думал, что ты станешь…

Она перебила его.

— Какова вторая причина? Ты сказал, что их две.

Лукиан заставил себя посмотреть ей в глаза.

— Вторая причина состоит в том, что ничего не произошло бы без моего участия. Это я рассказал Маи про туннель.

— Но как ты сам узнал о нем? Кто рассказал тебе?

— Я сам догадался. Он ведь изображен на карте, но люди просто перестали видеть его.

— Значит, это ты оставил мне карту?

— Нет. — Лукиан покачал головой. — Честно говоря, я был против. Ее оставила Дексна. Эта карта передается среди дочерей Первой линии с тех пор, как основали поселение. Но почему-то со временем позабыли о ее истинном предназначении.

— Надежда Грейс, — сказала Тиа.

Лукиан кивнул.

— Складывается ощущение, что у Грейс было множество надежд. Первая: в этом мире можно жить. Вторая: в один прекрасный день наши люди смогут покинуть его. Туннель действительно держали в секрете — о нем не осталось никаких записей. Только внучка Грейс, Сара, нарисовала достаточно приблизительную карту, а затем ее истинное значение было забыто.

— До тех пор, пока ты не догадался, — сказала Тиа.

Лукиан кивнул.

— Когда твоей маме исполнилось шестнадцать, она рассказала мне, что Дексна подарила ей копию одной из карт поселения. Она должна была передаваться в вашей семье по женской линии, но Маи не знала, почему. И я подумал: какой смысл в хранении традиции, если за ней не скрывается нечто большее? Я стал искать этот смысл, и в результате Маи погибла.

— Ты не мог знать, что с вами случится, — успокоила его Тиа. Она не знала, хочет ли переубедить его или уговаривает себя саму.

Лукиан ковырнул лед коньком.

— Нет, я не мог знать. Но это плохое оправдание. Ты, кажется, замерзла. Пойдем дальше?

Тиа двинулась по тропинке, пытаясь переварить все, что рассказал ей Лукиан. Но одна мысль беспокоила ее больше всех прочих.

— У меня есть вопрос. — Честно говоря, вопросов были сотни.

— Да?

— Ты сказал, что вместе с моей мамой, чтобы заботиться о ней, отправилась в изгнание ее родная сестра.

На этот раз он ответил более осторожно и медленно.

— Да.

— Но сестра моей мамы — это Лана. И только вчера она сказала мне, что никогда не была в верхнем мире. Она не станет мне лгать.

Но она солгала — поняла Тиа. Она солгала обо всем.

Лукиан посмотрел ей в глаза.

— Лана — не единственная сестра Маи. Была еще одна.

— Еще одна? Но как? Даже Роуэн не имеет права на третьего ребенка.

— У Маи была сестра по рождению. — Мягко сказал Лукиан. — Они были двойняшками.

Рука Тиа непроизвольно потянулась к медальону на ее шее. Она открыла его и посмотрела на крошечный портрет девочек, который она изучала уже сотни раз: Лана, Маи и еще одна девочка, которую она по ошибке приняла за Селу. Как она могла не заметить этого?

— Как ее зовут? — спросила Тиа, проводя пальцем по фигурке девочки.

— Ее звали Аврора.

Звали.

— Почему мне никто о ней не рассказывал? Неужели она… тоже погибла?

— Мы не знаем. Она не вернулась к нам. Роуэн объявила, что она покончила с собой после того, как погибла Маи.

— Она не вернулась? — переспросила Тиа. — Тогда откуда вы можете знать… вы вообще уверены, что мама погибла? Кто вам об этом сообщил?

— Аврора отправила нам письмо вместе с чикчу. Это, конечно, были Грю и Норма, компаньон Авроры.

Норма. Та, которая скулила по ночам и не выпускала Долана из виду. Это открытие по какой-то причине заставило ее заплакать снова. Она почувствовала, как Лукиан опять взял ее за руку.

Они ехали дальше в молчании, пока тропинка не закончилась: в этом месте узкий берег, обрываясь, упирался в отвесную стену. Тиа обхватила руками последнее дерево в аллее и стала смотреть вдаль, через озеро.

— Твоя мама обожала это место, — тихо сказал Лукиан. — Она называла его «краем мира».

Он услышал приближающийся рев. Его сознание попыталось отреагировать, но не смогло перебороть боль и смятение. Он сдался и снова впал в блаженное забытье, прежде чем смог бы почувствовать, что его подняли со снега и куда-то понесли.

Ей отчаянно хотелось побыть одной какое-то время, посидеть под деревьями у озера, посмотреть на безмятежную воду и поразмыслить над тем, что рассказал ей Лукиан. Но ее ждали в питомнике, и она не могла больше разочаровывать Долана.

Жизнь мамы и ее гибель: все это время Тиа врали самые близкие люди и теперь они ждали от нее понимания. Что еще хуже, всю ее жизнь она приучалась уважать женщину, которая отправила маму в ссылку, где она умерла. Ее заставляли вежливо ей кивать, подавать ей чай, который Лана сберегала с таким трудом. Ненависть к Роуэн разъедала ее изнутри.

Она в яростном темпе пронеслась по Главной Дороге и приехала в питомник, раздираемая возмущением и вопросами.

В главном доме Долана не было. Она бросила коньки и подобрала свежей соломы для щенков. Только теперь она поняла, как сильно по ним скучала.

Щенки спали, последыш лежал на своем любимом месте — под подбородком мамы Кэсси. Их лица казались такими умиротворенными, а вера в маму и прекрасный новый мир такой безмятежной, что Тиа почувствовала неописуемую горечь. Она обняла Кэсси руками и уткнулась лицом в ее мех. Чикчу потыкалась в нее носом, пытаясь успокоить также, как и своих щенков. Вскоре ее дыхание замедлилось, и голова стала двигаться вместе с поднимавшейся и опадавшей спиной Кэсси.

— Тебе сегодня получше?

Тиа рывком подняла голову.

— Прости, что соврала тебе, Долан, — выпалила она. — Теперь я буду говорить только правду! И меня не волнует, насколько неудобной она будет.

Долан сел рядом с ней на песок.

— Я сам всегда тяготел к правде, — мягко сказал он, положил ладонь ей на плечо и слегка сжал ее.