Вильгельм Гауф - Сказки Вильгельма Гауфа

— Не надо. Еще нарвешься на такое положение, где рад будешь, что осталось еще одно желание. Теперь ступай домой. Вот тебе — и маленький леший достал из кармана кошелечек, — две тысячи гульденов. Будет с тебя. Больше не проси. Три дня тому назад скончался старый Винкфриц, у которого большой завод. Ступай туда; завтра сойдешься в цене. Будь же честен и прилежен, а я тебя буду изредка навещать и помогать тебе советом, так как уж ты не пожелал себе ума-разума. Но повторяю тебе, первое твое желание никуда не годное. Берегись трактиров: они еще никому не сделали добра.

Все это время мать Петера сидела у себя дома и крепко тужила, воображая, что с сыном непременно случилось несчастье. Как же она обрадовалась его приходу, да еще с такими хорошими вестями! Хотя она уже тридцать лет прожила в лесной хижине и привыкла к черным закопченным лицам и рукам, однако в ней тотчас же заговорило тщеславие: «быть матерью заводчика — совсем не то, что быть матерью простого угольщика; теперь я буду поважнее соседок Греты и Беты и буду в церкви садиться на передние скамейки, где порядочные люди».

Петер сразу сошелся с наследниками покойного заводчика. Он оставил всех рабочих и стал день и ночь делать стекло. Сначала это ему понравилось. Придет, бывало, не спеша на завод, важно расхаживает, поглядывает туда-сюда, делает замечания, которым нередко смеются рабочие. Особенно любил он смотреть, как дуют стекло, нередко даже сам принимался и выдувал из мягкой массы смешные неуклюжие фигуры. Но скоро и это ему надоело. Он стал приходить на завод всего на какой-нибудь час в день, потом через день, потом раз в неделю, и рабочие делали что хотели. А виной всего этого была страсть бегать в трактир. В первое же воскресенье он отправился в трактир. Как только он увидел толстого Исака за костями, он быстро сунул руку в карман и убедился, что он набит деньгами. Относительно пляски Стеклушка тоже сдержал слово, и Петер совершенно затмил знаменитого танцора, и на радостях бросал музыкантам по серебряной монете каждый раз, как проходил мимо их. Общему удивлению не было конца. Одни думали, что он откопал клад, другие, что он получил наследство, и все льстили ему и заискивали.

Сильно возгордился и заважничал наш Петер, сорил деньгами и, надо отдать ему справедливость, очень много давал бедным, помня как бедность еще недавно больно давила его самого. Но так как он мог играть безнаказанно, потому что проигранные деньги тотчас пополнялись у него в кармане, то он сделался отчаянным игроком и играл уже не только в праздники, но и в будни. Понятно, что завод его стал разоряться: этому пособило еще то, что он по неразумию своему, не позаботился о сбыте, а все только заготовлял товар, и наготовил такую кучу, что наконец приходилось продавать ни за что бродячим торгашам. По неразумию также он сердился на доброго Стеклушку, винил его во всех своих бедах, приписывая их его будто бы скаредности. Под конец он так мучился страхом неминуемого и постыдного разорения, что нередко жалел о прежнем, бедном, но за то беспечальном житье. Одно его утешало, что пока у толстого Исака были в кармане деньги, и у него карман не опустеет. Но вот однажды толстяк, против обыкновения, стал ему проигрывать партию за партией. Петер так увлекся игрою, что радовался выигрышу, забывая, что каждый гульден, который выбывает из кармана толстяка, выбывает и из его кармана.

— Ну вот, последний идет, — наконец объявил толстый, — если проиграю его, то и тогда не перестану. Ты в выигрыше — дашь мне взаймы, чтобы отыграться; так водится между порядочными людьми.

— Хоть сто гульденов! — радостно согласился Петер. — Толстый бросил кости — пятнадцать очков. Петер бросил — восемнадцать! А за ним знакомый сиплый голос проговорил: «Последний!»

Он оглянулся — за спиной его стоял Чурбан, во весь свой исполинский рост. Он с испугу выронил деньги, которые уже собирался положить в карман. Но толстый Исак не видел лешего, а требовал, чтобы Петер исполнил свое обещание и дал ему десять гульденов взаймы. Петер сунул руку в карман — в другой — везде пусто. Тут только он вспомнил, что сам пожелал всегда иметь в кармане столько денег, сколько толстый Исак.

Хозяин и толстяк поглядели на него с удивлением, они долго не хотели верить, что у него в самом деле нет больше денег; но когда они сами выворотили ему все карманы и ничего не нашли, в ярости оба накинулись на него, сорвали с него камзол и вытолкали его за дверь.

Ни одна звездочка на мерцала на небе, когда Петер печально пробирался домой; но все-таки он мог различить темную, высокую фигуру, которая шла рядом с ним, сначала молча, а потом заговорила:

— Ну что, дождался, Петер? Я тебе вперед сказывал, не поверил. Петер, видишь, что значит не послушаться моего совета. Однако мне тебя жаль, давай-ка, потолкуем. Завтра я буду целый день там, где мы встретились в первый раз.

Петер знал, кто с ним так говорит, но ему стало страшно; он ничего не ответил, а бегом побежал к себе домой.

Тут послышался на дворе шум. Подкатила карета, застучались в ворота, требовали огня, собаки лаяли. Все бросились к окнам, выходившим на улицу. При свете фонаря можно было рассмотреть огромную дорожную повозку; рослый мужчина высаживал двух закутанных женщин; кучер в ливрее откладывал лошадей, а человек отвязывал сундук.

— Ну если они выберутся отсюда по добру да поздорову, — говорил извощик, так мне и подавно нечего бояться за свою несчастную повозочку.

— Тише! Мне сдается, что их-то и караулили наши хозяева; им должно быть дали знать еще издали об этих проезжих. Если бы можно их остановить, предупредить! Постой! Да им некуда больше идти как мимо нас же, дай я подстерегу их!

И студент, задув восковые свечи и оставя гореть огарок, который ему дала хозяйка, встал у двери, прислушиваясь к шагам.

Вскоре хозяйка вошла с гостями вверх по лестнице, ввела их в смежную горницу, приветливо уговаривая их поскорее лечь уснуть, чтобы отдохнуть от дороги. Затем она сошла вниз, и студент услыхал по лестнице тяжелые мужские шаги; взглянув в скважинку, он увидал, что это был дорожный спутник приезжих барынь, одетый в охотничьем платье и с ружьем на плече.

Он был один. Студент отворил дверь, поманив его к себе. Тот удивился, но вошел в комнату и спросил, что нужно? «Вы попали сюда в разбойничью трущобу», — шепнул он ему. Приезжий испугался. Тогда студент запер дверь и рассказал свои догадки об этом притоне.

Охотник видимо смутился. Он объяснил, что приезжие барыни, графиня с девушкою, хотели ехать всю ночь, но что им повстречался какой-то всадник, который напугал их, сказав что очень опасно ехать ночью в этом лесу, лучше-бы остановиться в харчевне, хотя неудобной, но за то надежной. Человек этот казался порядочным и благонадежным.