Лиз Брасвелл - Время желаний. Другая история Жасмин

Еще он слышал, что она — колдунья и не расстается со своим ручным тигром. И что тех, кто приходит к ней свататься, она рвет на части — по крайней мере, фигурально, а учитывая наличие тигра — вероятно, и буквально тоже.

— Принцесса Жасмин, — сказал Расул, тут же опуская глаза и низко кланяясь. — Как вы оказались за пределами дворца? Да еще в обществе этого… этой Уличной Крысы?

— Тебя это не касается, — отрезала Жасмин. Теперь она уже решительно подбоченилась и пошла прямо на Расула, как будто он был не капитаном стражи, а всего-навсего каким-нибудь вздорным верблюдом. — Делай, что я говорю. Отпусти его.

— Я бы с радостью, принцесса, — сказал Расул. Кажется, он действительно сожалел. Между делом начальник охраны бросил на Аладдина быстрый косой взгляд. Возможно, ему тоже пришло в голову, что это действительно немного чересчур для воришки, укравшего кусок хлеба? — Однако я следую приказу Джафара. Придется вам решить этот вопрос с ним.

Аладдин похолодел.

Какое может быть дело великому визирю до уличного мальчишки?

— Джафар? — Похоже, принцесса Жасмин подумала о том же самом. Однако она быстро справилась с изумлением, превратив вопрос в презрительную насмешку.

Последнее, что увидел Аладдин, когда стражники потащили его прочь, — это внезапное ожесточение в ее темных глазах.

— Уж поверьте мне, — пробормотала она. — Я непременно нанесу ему визит.

Луна ли правила сейчас на небе или ее брат солнце, — здесь это не имело никакого значения.

Внизу под высокой башней дворца находилось самое глубокое подземелье Аграбы, дно которого освещал один-единственный факел. Ни солнечный, ни лунный, ни звездный свет никогда не касались его стен. Самую нижнюю камеру этого каменного мешка строили глубокой ночью рабочие, которых потом умертвили и замуровали под теми же каменными ступенями, что они выкладывали своими руками, — все для того, чтобы никто не раскрыл тайны дворцовых казематов.

В это подземелье вела лишь одна дверь, без единого окошка, которая запиралась на тройной засов. Вдоль стен белела дюжина прикованных скелетов, которые так и оставили истлевать в полумраке и сырости. Вокруг них сновали крысы, никогда не видевшие солнечного света. Скелеты их ничуть не пугали — возможно, потому, что они сами приложили старания к их появлению.

Аладдин провел здесь всего несколько часов, поэтому ощущение безнадежности и неотвратимости конца, которое неизбежно возникало в этом месте, еще не овладело им в полной мере. Он все еще был слишком потрясен событиями, которые и привели его сюда.

— Принцесса, — пробормотал он сам себе в сороковой раз. — Поверить не могу, что она принцесса. Каким, наверное, дураком она меня считала…

Но все-таки… может быть… случайно… вдруг он все же ей понравился? Ну хотя бы чуть-чуть?

И прямо в этом промозглом, зловонном подземелье, скованный цепями, без всякой надежды на спасение, Аладдин погрузился в мечты о том, как бы сложилась его жизнь, если бы он родился принцем. Тогда они могли бы быть вместе. Он мог бы жениться на девушке своей мечты, и они жили бы безбедно и счастливо до конца своих дней.

Разумеется, тот факт, что она оказалась принцессой, и явился причиной его заточения.

Это же очевидно: его бросили в тюрьму вовсе не из-за украденного куска хлеба. Джафар каким-то образом прознал про них, выведал, что Уличная Крыса готова вот-вот обесчестить дочь самого султана… обречь ее на жизнь в нищете, убожестве и мерзости… и поспешил пресечь это преступление.

— Эх, и все-таки она того стоила, — вздохнул Аладдин, снова вспоминая ее глаза, мягкое тепло ее ладони. Пусть на мгновение, но он прикоснулся к истинной красоте и истинному величию.

Его мысли прервало тихое, приглушенное ворчание.

— Абу? — позвал он, не веря своим ушам.

В полумраке он с трудом разглядел крохотную фигурку обезьянки, перескакивавшей с балки на балку с камня на камень, пока она не оказалась в самом низу.

— Я здесь! Беги сюда! — радостно воскликнул Аладдин.

Абу запрыгнул ему на плечо, и Аладдин как сумел приласкал его, потершись лбом о мохнатое брюшко обезьянки.

— Привет, дружище, до чего же я рад тебя видеть! Ну-ка, повернись!

Выразив наконец все свое ликование от долгожданного воссоединения с хозяином, Абу сделал, как ему было сказано. Аладдин осторожно извлек зубами из маленькой жилетки Абу стальную иглу, припрятанную там как раз на подобный случай. Во время их набегов на фруктовые ряды обезьянка не только отвлекала продавцов, пока Аладдин воровал еду. Они вдвоем выработали достаточное количество уловок, которые на протяжении многих лет помогали им выпутываться из неприятностей… а также попадать в них.

Повернувшись и вытянув изо всех сил шею, Аладдин принялся орудовать иглой в замке правого наручника, действуя одними только зубами и губами. Замок оказался самым незамысловатым, действительно, стоило ли сковывать узника сверхнадежными оковами, если он и так сидит в самом глубоком подземелье, откуда ему некуда бежать?

В связи с этим перед Аладдином довольно быстро встала очередная проблема. Высвободив правую руку, он с легкостью одолел и левый наручник… вот только что ему было делать дальше?

Абу сердито зарычал. Обезьянке определенно не нравилось это темное, неуютное место, где к тому же так неприятно пахло. Абу считал, что свою часть работы он уже выполнил, и теперь его другу-человеку пора позаботиться об остальном. И желательно побыстрее.

— Да-да, считай, мы уже уходим. Давай убираться из этого дворца, нечего нам тут делать. И я никогда больше ее не увижу… — с тоской сказал Аладдин, думая сейчас только об этом, а не о необходимости побега. Он вспоминал, как она стояла на крыше, с шестом в руках, и как ветер играл прядями ее волос. — Она может выйти замуж только за принца. А я просто глупец.

— Ты будешь глупцом, если сдашься без боя, мальчишка.

Аладдин резко повернулся.

Вокруг был все тот же полумрак, наполненный шорохом бегающих крыс. Но голос, слабый и скрипучий, все же явно принадлежал живому человеку, а не призраку. Должно быть, в ком-то из здешних узников еще теплилось немного жизни.

— Кто ты? — спросил Аладдин, вглядываясь в тени. — Покажись!

Из темноты донеслось позвякивание цепей, шарканье и мерное постукивание по камню чего-то тяжелого и твердого. В неверном, колеблющемся свете факела показалась сгорбленная фигура: это оказался древний старик, такой дряхлый, что ему, казалось, было трудно даже держаться на ногах, не то что ходить. Кандалов на нем не имелось.

Зато блеск в его глазах явно выдавал безумие.

При виде этого жутковатого существа Аладдину стало не по себе.