Дмитрий Нагишкин - Амурские сказки (с рис. автора)

— Разруби кольцо, Чумбока!

Чумбока даже испугался:

— Что ты, — говорит, — как можно! Кольцо дорогое. Разрубишь вещь — испортишь! А задыхается он оттого, что здесь простых людей много, воздух плохой. Пусть на сопочке посидит.

Сидит Акимка на сопочке, хрипит.

Шаман сам чуть не плачет — жалко сына. А еще больше ему жалко кольцо золотое испортить.

Вот приходит к нему кузнец, говорит шаману:

— Ну, кто из нас глупый?

— Ты, ты глупый! — кричит шаман.

— Ну, коли ты такой умный, отгадай загадку: что такое горшок без дна?

Подумал шаман:

— Это, — говорит, — разве загадка? Горшок без дна — это прорубь! Прорубь!

А кузнец и говорит ему:

— Не прорубь, не угадал. Горшок без дна — это жадность твоя! Что ни брось в него, все пустой. И сын твой в этом горшке утонет, пропадет. Распили кольцо!

— Что ты! — говорит шаман. — Испортишь вещь.

Плюнул кузнец и ушел.

А сын шамана Акимка так и помер с золотым кольцом на шее. И воздух свежий ему не помог.

Жил один старик. Был у него сын по имени Уленда. Всем он удался: и речист, и плечист, и силён, и красив. Только работать Уленда не любил. Как ни заставлял его отец охотиться, или рыбу ловить, или оленей пасти — ничего Уленда делать не хотел.

На охоту пойдет — как мох увидит, так спать заляжет.

Рыбачить его отец погонит — Уленда на берегу сядет, на воду смотреть станет, так без дела и просидит целый день.

Пошлет его отец за оленями смотреть — Уленда на пенек присядет, голову задерет, начнет на небе облака считать, все олени и разбредутся.

И выходило, что на старости лет отцу приходилось и себе и сыну еду промышлять.

Обидно старику стало. Все сыновья своих отцов кормят, уважают, а Уленда на шее у отца сидит.

Пошел старик к зангину — судье, просит:

— Помоги, мудрый зангин! Не могу я больше взрослого сына кормить. Силы нет. Посоветуй, как быть.

Думал, думал зангин. Долго думал. Сто трубок табаку-выкурил, пока думал. Потом говорит:

— Ленивый сын хуже камня на шее. С сырой тетивой лук не выстрелит. Надо тетиву сменить. Другого сына тебе-надо.

Заохал старик:

— Стар я стал. Где мне сына взять?

Тут зангин сказал старику:

— Пойди завтра в тайгу. Увидишь железную березу, что между двух ильмов [19] Ильм — дерево из породы вязовых. На поваленном ильме вырастают грибы — ильмовики. растет, сруби ее. На той березе твой младший сын на качелях качается. Вырасти его, будет тебе помощник.

Вот пошел в тайгу старик. Видит — верно, меж двух ильмов березка молодая. Стал старик рубить березку. Раз ударил. Два раза ударил. Поломал топор, а на стволе даже зазубрины нет. Устал старик. Лег отдохнуть и заснул. Видит сон: подошел к нему медведь и говорит:

— Направо в распадке две речки текут: в одной вода красная, в другой вода белая. Набери красной воды в чумашку, сбрызни березку…

Проснулся старик. Пошел искать речки. Пока через бурелом продирался, всю одежду в клочья изорвал: и халат, и накидку, и штаны, и унты.

В распадок спустился — верно, речки текут.

Набрал старик воды. Пошел обратно. До березки добрался, сбрызнул березку красной водой. А рубить нечем — топор сломан. Стал старик березку ножом подрезать.

Только сделал он один надрез, покачнулась березка и упала.

Видит старик: в том месте, где ствол раздваивается, висит колыбелька малая. А в колыбельке ребенок. Лицо широкое, как луна; глаза черные, как бусинки. Мальчик, ростом не больше костяной иголки. Говорит старик:

— О-о-ой! Сколько же мне теперь ждать придется, пока мой младший сын подрастет да меня кормить будет?

А березовый мальчишка ему в ответ:

— Поживем — увидим, отец!

Перекинул старик люльку с сыном через плечо и пошел домой.

Идет, идет… Что такое? Люлька с каждым шагом все тяжелее да тяжелее становится. Пока до стойбища дошел, стала люлька такой тяжелой, что опустил ее старик на землю — не донести одному! Глядит — люлька большая-большая стала. И мальчик вырос. Из люльки вылез, говорит:

— Спасибо, отец, что на ноги меня поставил!

Пошли они вместе.

Назвал младшего сына старик Кальдуко́й.

Стали жить они.

Вырос Кальдука-сынок. Догнал Уленду. Работает за двоих. Все делает. Сильный да ловкий. Начнет на палках с кем-нибудь драться, те и оглянуться не успеют, как с пустыми руками окажутся. И стадо у него вдвое увеличилось, и юколы много стало, и пушнины дома завелось столько, что и на продажу и себе хватало.

А Уленда какой был, такой и остался.

Держал старик орлов. Одного с красным клювом, другого с черным. Каждую осень брал он у орлов хвосты. До сих пор хвост красного орла старик Уленде отдавал. А как появился у старика новый сынок, отец стал отдавать хвост красного орла Кальдуке. Говорит:

— Кальдука меня кормит — значит, он старший!

Промолчал Уленда. Обиду перетерпел. А на младшего брата злобу затаил. И все обдумывал, как Кальдуке отомстить, как ему худо сделать.

Стал он у младшего брата из капканов добычу таскать. Стал удочки у Кальдуки воровать.

Пошел Кальдука к зангину:

— Найди вора, мудрец!

Зангин отвечает:

— Своего вора разве найдешь? Пусть будет так, как закон велит. Пусть у вора лицо кривое станет. Тогда ты сам его найдешь.

Пошел Кальдука домой. А Уленда в угол забился, тряпкой лицо обвязал.

— Что с тобой? — спрашивает Кальдука.

— Ничего, — говорит Уленда. — Зубы болят.

Тут налетел откуда-то ветер, повязку с лица Уленды сорвал. Все увидели, что он вор. Стали называть его Улен-да-кривой.

С тех пор старший брат день и ночь думал о том, как Кальдуку извести, погубить. Но пока отец был жив, ничего Уленда сделать не мог.

Много времени прошло. Умер старик. Его все любили и потому очень грустили. Даже тигр пришел на похороны, поплакать о старике. Это было очень давно: тогда тигры людей не боялись. Сломал зангин копье-гиду над стариком, в разные стороны бросил, чтобы душа охотника с телом рассталась. Похоронили старика.

Вот однажды Уленда говорит Кальдуке:

— Поедем, брат, на остров: сараны [20] Сарана — дальневосточная лилия — растение со сладкими съедобными корнями. наберем, сладких корешков поедим.

Кальдука согласился. Поехали они в оморочке. К острову подъехали. Младший брат пошел сарану собирать. Далеко от берега отошел. А Уленда уехал и бросил брата на острове:

— Пусть его птица Ко́ри съест!

А в те времена на Хехцире [21] Хехцир — горная гряда под Хабаровском. жила птица Кори. Большая, как туча. Каждый раз, как солнце заходило, Кори вылетала из своего гнезда и закрывала своими крыльями небо так, что совсем темно становилось. Заблудившихся путников она съедала, тем и жила.