Черстин Лундберг Хан - Печенье счастья

Я понял, что это было.

Бабушка с жутко заинтересованным видом ждала меня на пороге. Она поднесла руку к уху и подрегулировала свой слуховой аппарат.

– Я торопилась и толком не надела его, – пояснила бабуля и втянула меня в квартиру.

– Угу, – пробормотал я.

Пахло кофе и имбирным печеньем. Повесив в прихожей куртку, я присел и принялся развязывать шнурки. Бабушка стояла рядом, скрестив руки на груди.

– Ты же знаешь, я не очень хорошо слышу, поэтому приходится надевать его, – продолжала она.

– Ничего страшного. – Я попытался улыбнуться.

Справившись с обувью, я поднялся и пригладил взъерошенные волосы. Бабушка продолжала стоять и внимательно смотреть на меня. Потом она вздохнула и спросила:

– И теперь мне интересно, правильно ли я расслышала? Ты… Ты влюбился, Оскар? Я правильно услышала?

На мгновение я замер, а потом ответил:

– Да, ты правильно услышала.

Это было необычное чаепитие. Я не мог сосредоточиться ни на имбирном печенье, ни на игре в крестики-нолики. Видно было, что у бабушки скопилась масса вопросов, но она быстро заметила, что я не горю желанием что-либо рассказывать.

Я же вдруг понял, что чувствовал, когда думал о Бие, и почему-то мне ни с кем не хотелось об этом говорить. С бабушкой уж точно. По крайней мере, не сейчас, когда на ней надет слуховой аппарат. В животе было такое чувство, что горячая лампа вот-вот превратится в готовый взорваться баллон, а еще я ощущал странную слабость в руках.

Значит, вот какой бывает любовь. На бабочек совсем не похоже, но все люди – разные и поэтому, наверное, чувствуют все по-разному.

Бабушка налила вторую чашку кофе и с шумом выпила.

– Ты говоришь, что после Рождества она будет учиться в твоей школе?

Я кивнул. Бабуля тоже кивнула. Потом она похлопала меня по руке.

– Я больше не буду спрашивать, – улыбнулась она. – Хотя я просто умираю от любопытства.

После чая я отправился домой. На улице опять пошел снег. Снежинки маленькими белыми бабочками порхали по воздуху и, медленно снижаясь, ложились на землю. Старик, стоявший у пешеходного перехода, поднял лицо навстречу снегу и, зажмурившись, улыбнулся. Я сделал то же самое. Со стороны мы с ним, конечно, глупо смотрелись, но мне было наплевать. Прищурившись, я осторожно посмотрел сквозь ресницы, и мне почудилось, будто небо падает вниз на мое лицо! Или я сам лечу вверх, прямо в зимнее небо. Внутри появилось волшебное чувство полета, как на качелях: вверх-вниз. Мне захотелось раскинуть в стороны руки и закричать.

Но тут раздался сигнал, и, открыв глаза, я увидел, что на светофоре зажегся зеленый человечек. Старик заковылял через дорогу, я поплелся следом. Когда мы перешли на другую сторону дороги, старик, немного пройдя вперед, повернул за угол дома, но перед этим он тронул край своей шляпы, как будто приветствовал меня, и весь его вид при этом говорил: «Со снегом определенно лучше, дружище!»

Я медленно брел по улице. Металлический запах усилился, и я понял, что это так пахнет свежевыпавший снег. Перед рестораном Бие горел фонарь, озаряя все вокруг мягким оранжевым светом, и я вдруг почувствовал, что на меня повеяло теплом и уютом.

Я остановился и заглянул внутрь. Теперь в зале ресторана было очень оживленно. Почти за каждым столиком кто-нибудь сидел. Из кухни появился папа Бие, неся перед собой два больших дымящихся блюда.

От такого зрелища у меня заурчало в животе, и, поскорее отлипнув от стекла, я отправился дальше. «Печенье счастья»… Разозлился ли папа Бие из-за того, что банка с печеньем исчезла? Но Бие ведь сказала, что она что-нибудь придумает, к тому же ее родители кажутся совсем неплохими людьми.

Вечером, перед тем как заснуть, я достал мешок с записками из печенья и наугад вынул одну бумажку: «Во сне, как и наяву, все возможно».

Раньше мне казалось, что это полная бессмыслица, но тут я призадумался. Во сне же может что угодно случиться. Например, во сне люди могут летать, а звери разговаривать. Наяву такое вряд ли произойдет, но, возможно, эта фраза значит что-то другое? Например, то, что действительность может быть такой же непредсказуемой, как сон. Только по-другому.

Я повернулся на бок и посмотрел на падающий за окном снег. Интересно, и откуда появляются у нас в голове такие необычные мысли?

Снег шел всю ночь, и к утру намело целые сугробы. Дорогу расчистить еще не успели, поэтому до школы пришлось пробираться, временами проваливаясь в рыхлый снег чуть ли не по колено. Припаркованные автомобили укрылись толстым слоем снега, похожим на взбитые сливки.

В школьном коридоре все хлюпало и чавкало от растаявшего снега. Щеки у всех ребят раскраснелись от мороза, и ни у кого в этот день не было желания сидеть за партой. Но когда Ульрика распахнула дверь класса, на нас повеяло ароматом зажженных свечей и запахло апельсинами.

Какой же необыкновенной учительницей бывает иногда Ульрика! Она угостила всех фруктами и дольше обычного читала нам вслух книгу.

Я углубился в свои мысли и почти не слышал Ульрику. В голове кружился целый калейдоскоп событий и образов – всего того, что я видел и что произошло со мной за последние несколько дней. Вот похожий на сказочный сон аквариум из китайского ресторана, а вот мы с Бие удираем из кухни с банкой печенья в мешке для мусора, а потом хохочем как ненормальные, объевшись «печеньем счастья».

А еще Бие сказала: «Но мы все равно еще встретимся?»

В этот момент Ульрика захлопнула книгу, и я очнулся. И обнаружил, что умудрился превратить кожуру от апельсина в сотни мелких кусочков и выложить их по кругу. Пальцы были липкие от сладкого сока.

– Кстати, – сообщила Ульрика, – после Рождества у нас в классе появится новая ученица. Девочка по имени Бие.

– Как? Как ее зовут? – переросли некоторые.

– Бие, – повторила Ульрика, – а может быть, произносится как «Бии». Я точно не знаю.

– Бии, – захихикал Ниссе и принялся бибикать на все лады, как автомобиль.

Все засмеялись. Кроме меня. Внутри все кипело. Я должен встать и сказать, как правильно произносится это имя. Я должен сказать, что знаю эту девочку и не потерплю насмешек в ее адрес.

И почему я этого не сделал?

– Тихо! – повысила голос Ульрика. – Когда она появится здесь, мы узнаем, как правильно ее зовут. А смеяться над чужими именами нехорошо. Разве вы этого не знаете?