Лия Гераскина - Каникулы в стране сказок

Петька схватил Тому за руку и рванул книзу. Они упали на бетонные плиты.

Тяжелый, грузный самолет быстро уменьшался, становясь легким и серебристым.

— Вы что тут делаете?! — закричал молодой летчик, подбегая к ним.

Он был очень бледный. Глаза у него были холодные и злые.

Он крепко схватил Тому за руку, а Петьку за ухо и поднял их с земли.

— Нашли место, где играть! Да вы могли!.. Да вас он мог!.. Да от вас могло!..

И злой летчик с таким шумом выдохнул воздух, как будто он не дышал уже целый час.

— Нам нужен самый главный начальник! — отчаянно заорал Петька, обеими руками цепляясь за летчика.

— Вечно вы, мальчишки, что-нибудь придумаете! — еще больше разозлился молодой летчик, отдирая от себя Петькины руки.

— Нет, нам очень нужен главный начальник! Самый главный! Тут одни такие конфеты… Ее папа съел конфеты!.. — попробовал объяснить Петька и замолчал. По лицу летчика он увидел, что тот еще больше рассердился.

— Конфеты?! Ах, конфеты?.. А может быть, он еще и мороженое съел? А ну уходите отсюда сейчас же!

— Мой папа… — сказала Тома.

Она все время стояла и смотрела на летчика исподлобья, а тут она подняла голову и посмотрела ему в глаза. И все, что Петька так безнадежно пытался объяснить ему словами, она каким-то образом объяснила ему глазами.

Лицо у летчика стало очень серьезным.

Он положил руку Томе на голову.

И Петька увидел, что рука у этого летчика очень добрая. Она ласково погладила Томины спутанные волосы.

— А ну, ребята, за мной! — сказал летчик и, повернувшись, быстро зашагал к невысокому зданию со стеклянной вышкой в конце летного поля.

В комнате, куда летчик привел Тому и Петьку, все стены были стеклянные. Можно было смотреть направо и налево и куда хочешь, и все было видно.

Никогда еще Петька не видел такой чудесной комнаты.

За столом сидел человек в летной форме.

У него были седые волосы и орлиный нос.

Этот человек был похож на смелого вождя какого-то индейского племени.

Если бы ему в волосы вставить длинные перья, надеть на шею бусы и раскрасить лицо… Нет, даже без этого он был похож на вождя индейского племени.

— Я — Тома Петрова! — закричала Тома, бросаясь к нему. — Мой папа…

И вот что произошло через полторы минуты.

Седой летчик, похожий на индейского вождя, нажал какую-то кнопку и придвинул к себе микрофон.

— Я — Река! Я — Река! — сказал седой летчик. Он немножко побледнел. А может быть, Петьке это просто показалось. — 403-й — на прием! Вы меня слышите?

— Я — 403-й! Я — 403-й! Я вас слышу!

Голос был совершенно спокойный. Но Тома вздрогнула, потому что это был голос ее отца.

— 403-й, отвечайте. Вы ели сегодня конфеты… в розовых бумажках?

— В розовых бумажках?!

— Да, да! Вас угощала сегодня ваша соседка конфетами в розовых бумажках?

— Что?.. Ах да, вспомнил. Совершенно верно. Но…

— 403-й, вы ели эти конфеты?

— Нет.

— Уф!.. — сказал седой летчик. На мгновение он откинулся в кресле и закрыл глаза. Но это было только на одно мгновение. — Я вам категорически запрещаю есть эти конфеты!

— А у меня их и нет!

— Нет?!

— Нет.

— А… где же они?

— Я… Ах да… Я заезжал по дороге к своему приятелю и оставил их у него на столе.

— А кто ваш приятель?

— Он укротитель зверей.

— Ой! Дядя Федя… — тихо сказала Тома и прижала руки к груди.

— А он смелый? — шепотом спросил Петька.

— У-у!.. Знаешь, какой он смелый!.. У него там львы… — тоже шепотом ответила Тома.

— Тогда бежим! — закричал Петька.

Вообще-то Петьке очень понравилось в кабинете самого главного летчика. Он бы даже охотно переехал жить в этот кабинет, если бы ему предложили.

Но сейчас надо было бежать.

Петька схватил Тому за руку и потащил ее из кабинета. Тома на бегу обернулась и крикнула: «Спасибо!» А Петька не оборачивался и только кричал: «Скорее!»

На лестнице их догнал молодой летчик.

— Постойте, постойте, ребята. Я поеду вместе с вами, — сказал он. — Идите вот сюда. Полковник дал свою машину.

И в этот момент, когда серая «Волга» заворачивала за угол, в конце аэродрома показались две странные фигуры.

Это были пожилой человек и старушка в домашних тапочках.

Серая «Волга», скрипнув тормозами, резко остановилась. Петька, Тома и молодой летчик бросились вверх по плоским ступеням.

У Петьки закружилась голова от пестрых афиш. На афишах кто-то кувыркался, кто-то на ком-то стоял, кто-то открывал зубастую пасть.

Молодой летчик и Петька подбежали к окошечку, над которым выпуклыми буквами было написано: «Администратор».

Два кулака сразу застучали в закрытое окошечко.

Петькин кулак был не очень большим и стучал не очень громко: тук-тук-тук!

А кулак молодого летчика был большой и тяжелый и стучал очень громко: трах-тах-тах!

Окошечко открылось.

Оно было ярко-желтым в темной стене.

Молодой летчик и Петька сунули туда головы и что-то закричали дикими голосами.

В окошечке показалась женская голова с большими удивленными глазами.

— Билетов нет. Уже второе отделение началось!.. — сказала женщина.

— А укротитель уже выступал?

— Наверное, как раз сейчас выступает!

— Скорее, скорее! — закричала Тома.

Ее голос в большом пустом помещении звучал как-то гулко и странно.

Толстая билетерша, стоявшая в стеклянных дверях, замерла, и рот ее тоже открылся, как окошечко.

Петька быстро проскочил мимо нее.

Он проскочил так быстро, как будто он был не мальчишка, а ветер. Нет, он все-таки был мальчишкой, потому что сейчас же раздалось:

— Эй, мальчик, куда?..

И толстая тетя побежала за ним, громко шлепая подошвами.

Петька выбежал в круглый коридор. Тут всюду были зеркала и красивые картины.

В длинном зеркале Петька увидел толстую тетю и ее протянутую руку с растопыренными пальцами.

Петька быстро нырнул головой в какую-то бархатную занавеску. Но эта бархатная занавеска вдруг крепко схватила его за шиворот. То есть, конечно, это была не бархатная занавеска, а толстая тетя, которая его все-таки догнала.

Петька вырвался от нее и полетел куда-то кувырком, стукаясь лбом и коленками.

— Тише! Тише! Не мешайте!

— Чего вы тут?

— Как самое интересное, так…

Петька поднял голову и увидел круглую, ярко освещенную арену. Над ней на высоком темном потолке сияли и горели сотни ламп и прожекторов.

А внизу на сверкающем песке стояли три ящика. А на каждом ящике сидело по настоящему живому льву.

На самом большом ящике сидел самый большой лев, открыв свою большую пасть. А какой-то человек в ярко-голубом фраке засовывал свою несчастную голову прямо в его открытую пасть. А лев, как нарочно, был очень большой, и пасть у него была просто огромной.