Наталья Маркелова - Мар. Червивое сердце

Старуха распахнула дверь, не имевшую и намёка на замок, и пропустила меня внутрь. По всему дому были расставлены горящие свечи. Когда мы вошли, их язычки дрогнули, словно приветствуя нас.

— Зачем вам столько свечей, матушка? — Я удивлённо озирался по сторонам.

— Каждая из этих свечей указывает путь во тьме ушедшему навсегда.

— Но их так много!

— Чем старше человек, тем больше у него призраков. Если бы ты мог видеть, то понял бы, что за старыми людьми следом ходят толпы мертвецов.

Я вздрогнул от ужаса, не хватало ещё попасть в дом к сумасшедшей.

Хозяйка посмотрела на меня так, словно расслышала мои мысли, по коже забегали мурашки.

— Не бойся, мальчик, я не сумасшедшая, а всего лишь старая женщина. Старикам свойственно побрюзжать, — вздохнула она и подошла к столу. — Вот, это немного, но это всё, что я могу тебе дать. — Она приподняла полотенце, под которым на расписной тарелке лежала краюха хлеба и кусок сыра.

— А вы сами что будете есть? — забеспокоился я. Мне вовсе не хотелось, чтобы эта добрая женщина из-за меня осталась без еды, хотя при виде хлеба живот заурчал.

— О, не беспокойся. Я не отдала тебе последнее, просто делюсь тем, что имею.

Меня не потребовалось долго уговаривать. Я взял хлеб и, прежде чем вцепиться в него зубами, поднёс к носу, втягивая родной запах, который напомнил мне о доме. Больших усилий мне стоило, чтобы не проглотить еду целиком, давясь слезами и собственным горем, а оставить чуть-чуть про запас.

Старуха смотрела, как я ем. Затем потрепала меня по волосам и спросила:

— У тебя есть кто-нибудь в этом мире, мальчик?

— Да, мой друг, я иду к ней в Столицу.

— Это хорошо, когда есть куда идти. — Хозяйка улыбнулась.

— Но я боюсь не дойти.

— Ты дойдёшь, мальчик, просто поверь, что цель, которую ты для себя поставил, достижима, и ты готов на всё ради её осуществления. Ты готов?

— Да!

— Тогда иди, и хранят тебя боги. Но если твой путь окажется недолог, возвращайся, я зажгу свечу и для тебя.

Я вышел из дома старухи, и вслед за мной отправились мои призраки.

Слова, сказанные благодетельницей, поддерживали меня целый день. А может быть, это был кусок хлеба, который она дала мне. Но к ночи, когда меня выгнали из очередного трактира, я снова загрустил.

Ночь стояла светлая, лунная. Было достаточно тепло, лето пришло в наши края сразу и всерьёз. Я сидел на берегу реки — хотя бы воды у меня было вдоволь — и думал о том, что во всём белом свете я никому не нужен. Если я сейчас исчезну — никто не заметит. Я посмотрел на реку — переливаясь под лунным сиянием, она словно манила к себе. Она была прекрасна. Так и хотелось слиться с этой красотой, пойти по лунной дорожке, окунуться в серебряную рябь. Я потянулся к реке всем сердцем.

«Да, так будет проще всего, — прозвучал в моей голове знакомый голос, о котором я уже успел позабыть, решив, что он исчез вместе с домом. — Ты ведь слышишь меня, правда?»

— Да, слышу, — ответил я почему-то шёпотом.

«Я так и думала. Ты — единственное живое существо на земле, которое меня слышит. Сколько лет я ждала тебя, чтобы убедиться, что это не я не имею голоса, а все остальные глухи».

— Ты Дэмон?

«Да, меня зовут так».

— Это ты убила моего отца? — Я вскочил на ноги и в ярости сжал кулаки.

«Нет».

— Врёшь!

«Я не вру. Зачем мне это?»

— Почему же произошёл пожар? Или отец прав — искра из камина?

«Нет, не из камина. Сигн…»

— Ты лжёшь!!! — Я мог поверить во что угодно, только не в это. Сигн был всегда так добр ко мне.

«Я уже говорила тебе, что не лгу».

— Но это не мог быть Сигн! Такого просто не может быть.

«Может. Ты даже не представляешь, на что способна людская зависть».

— Но чему ему было завидовать?

«Сигн любил твою мать».

— Она давно умерла.

«Неважно. Мальчик, для чувств не существует времени. Время вообще придумали люди. Всё, что случилось, продолжает существовать. Твоя мать, твой отец — они по-прежнему есть, совершают ошибки, любят, грустят. Никто не уходит, ничто не уходит. Всё лишь возвращается».

— Но как я могу вернуться назад, к ним?

«Ты не можешь. Потому что твоё место здесь. А вчера и завтра занимает другой мальчик».

— А если моя жизнь сейчас прервётся?

«Значит, завтрашнего мальчика не будет. Но мальчик этой минуты останется. И мы по-прежнему будем беседовать здесь, у реки, застыв в смоле времени, как букашка в янтаре. Боги смогут взять этот янтарь и полюбоваться на нас».

— Я не понимаю.

«А это и не нужно. Не бери в голову. О некоторых вещах лучше не задумываться — можно сойти с ума».

— А зачем тогда это всё?

«Это известно только богам».

— Значит, это Сигн. — Я почувствовал боль, словно только что потерял ещё одного близкого человека.

«Минутная слабость, слишком много выпил».

— Как во всех твоих рассказах?

«Да. Крохотные обрывки, которые затем рисуют страшную картину. Это всё жизни тех, кто приходил ко мне. Казалось бы, пустячные детали всегда определяют будущее».

— Неужели у всех жизни так ужасны?

«Нет, просто счастливые, добрые люди не ищут встречи с демоном, чтобы он очистил их сердце».

— Я тоже плохой человек?

«О нет, Мир, ты совершенно иной случай. Да ты и не искал встречи со мной».

— Но искал мой отец, а он…

«Он не был злым человеком, но и счастливым не был. Ты знаешь, Мир, несчастные люди совершают гораздо больше непростительных поступков, чем злые. Довольный собой злодей менее опасен, чем несчастный добряк».

— Отец страдал из-за смерти моей мамы.

«Люди вообще очень любят страдать, лелеют в себе это чувство, вместо того чтобы принять произошедшее и жить дальше, с радостью вспоминая счастливые моменты».

— Но Сигн, я не могу поверить, он ведь помог мне…

«Он не помог тебе, он попросту спровадил тебя с глаз долой из города. Тебе незачем было уходить, Мир. Люди Доллина в большинстве своём не настолько плохи, чтобы причинить боль потерявшему всё сироте».

— Но они бы обвинили меня в колдовстве.

«Это тебе Сигн сказал? Да они бы даже не связали эти два момента вместе. Нет ничего странного в том, что мальчик, потерявший всё, закричал, и ничего необычного в том, что летом пошёл дождь».

— Но ведь это они убили Эгу за колдовство!

«Кто тебе сказал?» — искренне удивилась Дэмон.

— А разве нет? — Я растерялся. — А почему тогда все отводили глаза, когда я их спрашивал, почему отец запретил мне искать?

«Да потому что каждый из них думал, что так поступили другие. Все думают о соседях хуже, чем о себе. Эгу ведь считали ведьмой. Когда она пропала, каждый решил, что её убили за колдовство, а расспрашивать, естественно, побоялись».