Вильгельм Гауф - Сказки, рассказанные на ночь

— Ты абсолютно прав, — согласился Георг, — но хотел бы я знать, кому пришла в голову мысль построить замок на утесе?

— Я вам скажу, — ответил музыкант, знающий все легенды своей родины. — Много-много лет назад жила одна женщина. Терпела она, терпела преследования и гонения, а выхода не находила. И вот как-то забрела на этот утес и увидала огромного коршуна с семьей, не опасавшегося преследований. Решила она прогнать этого коршуна с насиженного места. Приказала женщина построить на утесе замок и, когда все было готово, велела поднять подъемный мост, взобралась на зубец башни и сказала: «Теперь я друг Господа Бога и враг всему свету». Больше никто и ничего не мог ей сделать. Но смотрите, мы уже прибыли. Прощайте, юнкер, может, увидимся сегодня ночью. Я сейчас спущусь и принесу господину в пещеру новые известия. Не забудьте отдать на мосту письмо и кольцо для хозяина замка и постарайтесь не нарушить тайну.

— Не беспокойся! Благодарю за сопровождение и прошу передать привет дорогому другу в пещере.

Сказав это, Георг пришпорил коня и спустя несколько мгновений очутился у внешних укреплений замка.

Слуга, охранявший ворота, опросил прибывшего и передал служителю для доставки старому рыцарю записку и кольцо изгнанника.

Георг имел достаточно времени, чтобы рассмотреть замок и его окрестности. Ночью, при обманчивом свете луны, будучи в таком душевном состоянии, которое не могло сделать его внимательным наблюдателем, ему бросилась в глаза необыкновенно смелая архитектура замка. Теперь же, при дневном свете, он с изумлением разглядывал его оригинальную постройку. Подобно колоссальной башне собора, из глубокой альпийской долины высоко и свободно взмывал вверх красивый утес. Вокруг него простиралась земля, а он, одинокий, будто высеченный молнией из глубоких недр или выброшенный землетрясением, стоял как памятник стародавних времен. Лишь с юго-западной стороны, где утес приближался к прочим горам, зияла глубокая расселина, достаточно широкая для того, чтобы сделать невозможным самый смелый прыжок серны, но не настолько просторная, чтобы изобретательное искусство человека не могло соединить разделенные части посредством моста.

Подобно птичьему гнезду на высочайшей вершине дуба или на недосягаемых зубцах башни, замок висел на утесе. Должно быть, наверху было ограниченное пространство, так как, кроме башни, виднелось лишь одно укрепленное помещение, но множество бойниц и несколько широких отверстий в нижней части здания с выдававшимися из них дулами тяжелых орудий показывали, что замок был хорошо защищен и, несмотря на небольшое пространство, которое занимал, далеко не был крепостью, достойной пренебрежительного отношения. Множество больших окон в верхнем этаже придавали ему открытый, веселый вид, а солидный фундамент и подстенки, которые, казалось, вросли в скалу и приняли от времени и непогод почти такой же серо-бурый цвет, как и каменная громада, на которой они покоились, выказывали, что замок держится на прочном основании и что он не дрогнет ни перед силою стихии, ни перед натиском людей. Прекрасный вид открывался с высоты замка, не менее красивы были и высокие зубцы сторожевой башни и длинная череда окон замка.

Такого рода мысли пробегали в голове Георга, когда он ожидал, чтобы перед ним раскрылись ворота по сю сторону расселины. Вскоре на мосту раздались шаги, ворота отворились. Георга встречал сам хозяин замка. Это был серьезный господин в летах, которого Георг не раз видел в Ульме; черты его бледного благородного лица с грустными выразительными глазами, напоминающие образ любимой, глубоко запали в душу юноши.

— Добро пожаловать в Лихтенштайн, вы здесь желанный гость, — сказал пожилой господин, протягивая Георгу руку. Благосклонная приветливость смягчила всегдашнюю его строгую серьезность. — А вы что стоите, бездельники? — обернулся он после первого приветствия к слугам. — Уж не придется ли юнкеру вести своего коня наверх? Быстрее с ним на конюшню! А снаряжение отнесите в зал… Простите, уважаемый гость, что вас заставили так долго ждать. В этих парнях мало толку. Не угодно ли вам последовать за мною?

С этими словами старик двинулся по подъемному мосту, Георг поспешил за ним. Его сердце стучало от нетерпения увидеть любимую, щеки горели от любви и стыда за появление здесь последней ночью, глаза искали окно, за которым скрывалась милая, слух напрягся в ожидании ее голоса. Но напрасно взгляды рыцаря буравили толстые стены, напрасно уши ловили каждый звук — она, видно, не желала показываться ему на глаза.

Хозяин и гость остановились у внутренних ворот. Ворота эти были на старинный лад, глубоки, крепко построены, снабжены опускными решетками, отверстиями для кипящего масла и воды — короче, теми хитроумными средствами защиты, которые в старые времена отражали нападающего врага в случае, если тот захватывал мост.

Могучими стенами и укреплениями, которые тянулись от ворот вокруг замка, Лихтенштайн был обязан не только искусству архитектора, но и услужливости природы: целые скалы вошли в линию построек, даже прекрасная просторная конюшня и прохладные камеры, служившие погребами, были высечены в скале.

Удобная извилистая дорожка вела в верхнюю часть жилья. И здесь также не были забыты военные приспособления для защиты. В стенах прихожей, там, где бывает обыкновенно выставлена домашняя утварь, были помещены грозные двуствольные ружья и стояли ящики зарядов.

Глаза старого рыцаря с выражением определенной гордости остановились на этих странных предметах домашнего обихода. В то время подобное вооружение было признаком зажиточности, даже богатства, так как не всякий частный человек был в состоянии снабдить свой замок четырьмя, много — шестью орудиями.

Отсюда, сопровождаемый Георгом, хозяин направился на второй этаж, где находился необыкновенно красивый, с большими окнами вокруг, просторный зал.

Старый рыцарь отдал слуге, следовавшему за ними, несколько приказаний, и тот удалился.

Теперь, когда мужчины остались одни в громадном зале Лихтенштайна, старик вплотную подошел к Георгу и посмотрел на него испытующим взглядом. Луч воодушевления и какой-то тихой радости блеснул в его глазах, задумчивость исчезла, лицо прояснилось, как у отца, который встретил сына, вернувшегося после долгого путешествия, непрошеная слеза отуманила его старческий взор — то была слеза радости. С нежностью родного отца прижал старик изумленного юношу к своему сердцу.