Вероника Батхен - Неужели я умру?

— Шаду, беги ко мне, мой мальчик!

Я вижу со стороны себя — мальчишку, который с распростертыми объятиями бежит к маме. За этим, улыбаясь, наблюдает мой отец. Ощущаю дуновение весеннего ветра и приближение яркого света.

— Время — самое неуловимое создание. Только в наших воспоминаниях мы можем заново прожить ушедшие моменты. Призвать чувства этих мгновений. Именно они греют нас, поддерживая внутреннее пламя. Зачем ты теряешь время, Шаду?

— Я не знаю, чего хочу, Вестос… Я боюсь ошибиться вновь…

— Бездействие оградит тебя от ошибок, но приведет в тупик. Только движение осветит путь в темноте.

— Я не хочу подвести тебя! Я не понимаю, каким должен быть следующий шаг.

— Ты просто должен проснуться, Шаду…

Капли дождя тарабанили по моему лицу, смывая запекшуюся кровь. Затем я услышал голос Лимерция, который призывал меня прийти в чувство.

— Шаду, ты не поверишь, мне даже что-то приснилось! — сквозь окровавленные зубы прохрипел мой друг.

Я хотел смеяться, но боль запрещала мне. Да, Лимерцию не так просто испортить настроение. Попытки повернуться на бок дались крайне сложно. И вдруг мой взгляд наткнулся на размокший обрывок газеты с объявлением: « ТРЕБУЕТСЯ ПОМОЩНИК В МАСТЕРСКУЮ ИСКУССТВ МЕСЬЕ ДЕДАНЖА ». Я всеми усилиями настроил резкость в глазах, прочитал адрес и тихо произнес:

— Пора проснуться…

Утро. Память вдребезги. Будто бы сон и явь смешались воедино. Пульсирующая боль по всему телу. Как мы добрались до квартиры Лимерция, оставалось загадкой. Я испытывал сжигающее изнутри чувство стыда. Непокорный тремор по всему телу сопровождался ритмичным постукиванием зубами то ли от холода, то ли от нервозности. Прошлый день был во власти бессознательного оборотня. Возможно, вчера мне привиделся Вестос. Проклятая жидкость, туманящая рассудок! Для чего ее вообще придумали! Чтобы быть храбрее? Может сексуальнее? Находчивей? А может просто трусливо уходить от действительности?

С трудом находя ориентиры в комнате, я, словно потерявший навигацию корабль, поплыл в поисках маяка. Внезапно я врезался коленом в угол дивана и опознал три обнаженных женских тела, между которыми, раскинувшись, храпел Лимерций. На мгновение я потерял ход мыслей и упрямо уставился в представшую перед моими глазами сцену.

«Было бы интересно после смерти попасть в архив своих забытых воспоминаний. Уверен, там нашлось бы что посмотреть… Порой бывает, когда на мгновение проявляется давно позабытое событие и тебя одолевает тонкое, слегка шокирующее чувство — фантомная ностальгия. Где хранится она и кто ее хранитель?» — провалившись в мир фантазий, размышлял я, как вдруг входная дверь нервно заскрипела.

Похмелье моментально обратилось в бегство. Резкий удар в сердце широко раскрыл глаза и вынудил думать в два раза быстрее. Интуиция сигнализировала опасность. Затем мои опасения подтвердили до боли знакомые голоса родителей Лимерция, выкрикивавшие его имя. Я находился в центре перевернутой вверх дном комнаты с группой нудистов без сознания. Отчаянными шлепками по лицу я с великим трудом заставил моего друга оставить сон:

— Лимерций, твои родители здесь! Твой отец разорвет нас на кусочки! Поднимайся! — торопливым, нервным шепотом произнес я.

— Ан-нн нет! Родители давно хотели, чтобы я познакомил их со своей девушкой! Тут целых три! Пусть выбирают, задают вопросы, собеседование, словом, проводят… — ответил мой едва трезвый друг.

Мои попытки скрыться с места происшествия провалились! Сзади послышалось протяжное женское «ах». Я медленно повернулся и наткнулся на две ошарашенные пары глаз, одна из которых стала наливаться кровью.

— Ах вы сволочи! Убирайтесь из моего дома, малолетние ублюдки! — свирепо гудел яростный голос главы семейства.

Нагие дамы, словно перепуганные птицы, вспорхнули и, уклоняясь от пощечин матери Лимерция, покинули гнездышко. Мой друг наблюдал за этим, словно за комедийным спектаклем, натянув на лицо расплывшуюся ухмылку. Очередь дошла и до меня. Будто провинившегося котенка, мою персону вышвырнули из дома прочь. Я шлепнулся прямиком в серую лужу, моментально впитав влагу каждой ниточкой своей одежды. Босиком под проливным столбом дождя я бросился в бега, куда глаза глядят. Когда дыхание начало причинять боль, я остановился и спрятался под навесом уродливого дома. Я заплакал, потом, сразу же осознав абсурдность этого действия, расхохотался, распугав всех спасшихся от дождя рядом со мной.

«Бурная ночь, грандиозное утро, — резюмировал я, — такое никогда не забудешь». И мне стало хорошо… Я перевел дух, собрался мыслями и вспомнил про объявление, которое обнаружил прошлой ночью. Нащупав его в заднем кармане, я развернул промокшую находку. Месье Деданж — звучит по-идиотски! Ну что же, это лучше, чем мерзнуть здесь.

Отыскать мастерскую не составило труда. Это оказалось наполовину заброшенное здание когда-то бесплатной хегринской библиотеки. Ее архитектура была действительно произведением искусства. Масштабные колоннады, строгие линии, запутанный античный орнамент, только вот время обшарпало стены и добавило серости. Все это величие окружали обезглавленные статуи неизвестных деятелей и укутанные в лохмотья бродяги, словно мухи, облепившие фасад здания. С каждым моим шагом погода нагоняла суровости, испуская молнии, разрезающие облака.

Парадные двери были заперты. Обойдя здание по кругу, я увидел винтовую лестницу, которую заботливо обвивал дикий виноград. Чувствуя стопами прохладу ржавых ступенек, я поднялся наверх.

Я осторожно постучал в покосившуюся металлическую дверь и обнаружил, что она не заперта. Может быть, здесь уже никто не живет? Ведь я даже не подумал, сколько лет объявлению. Все же, смирившись с мыслями, я неуверенно шагнул в неизвестное помещение.

Я оказался в самой что ни на есть мастерской. Пол был усеян разорванными клочками бумаги и холстами, видимо отвергнутыми хозяином. Весь этот бардак был приправлен каплями краски, кисточками, валиками, опустошенными банками. Тусклая лампочка лениво освещала помещение, периодически нервозно моргая. Воздух пронизывал запах старых пыльных книг. Усталые стены были изрезаны шрамами и молчаливо грустили по былым временам. Кто-то хаотично разбросал мольберты — и что самое странное, по высоте они были ровно по пояс, словно художник был либо ребенок, либо карлик. Складывалось впечатление, что комната дышит, наблюдает за мной. Пропитанная чувствами, переживаниями, болью, сумасшествием. Находясь в самом сердце живого организма, сопереживая с ним, я думал, как ему помочь, хотел пожалеть.

Я рискнул продвинуться дальше в исследовании таинственной обители. Войдя во второе помещение, я был поражен открывшейся моим глазам красоте. Возле стен аккуратно были расставлены готовые картины: завораживающие, необъяснимые, пугающие, эротичные, прибывшие прямиком из глубин подсознания. Портреты людей были настолько жизненны, что казалось, они вот-вот заговорят со мной. От зимних пейзажей веяло холодом, от городских зарисовок пахло дымом и асфальтом. Больше всего меня поразили картины с невообразимыми каракулями и ляпсусами: серые, трагичные, яркие, утренние, пьяные, болезненные. Как будто художник случайно опрокинул краски на холст. В углу стоял черный, до блеска наполированный рояль. Рядом с ним находился стул, на котором лежало три толстых книжки, в очередной раз наталкивая меня на мысли, что маэстро маленького роста и использует их, чтобы дотянуться до клавиш. Высокие стеллажи населяли тысячи книг, видимо, когда-то принадлежавших библиотеке. Напротив — остывал гордый камин. В комнате было свежо. Воздух пронизывал сладкий запах свечей. По центру комнаты стоял роскошный позолоченный мольберт с изображением очаровательной женщины. Она грустно улыбалась, отведя глаза в сторону. Портрет, полный материнской любви и ласки. Его простая красота восхищала меня.