Вероника Батхен - Королева роз

А наутро их расставания шхуна «Лис» с Того Берега привезла с собой мор в мокрых трюмах. Рита не успела уйти из города. Полагая бессмысленной смерть под чужим забором, она стала сестрой в бараке. Умывала, утешала, укачивала, провожала в последний путь. Скудными, прерывистыми ночами, рите казалось, что она на ристалище и ведет поединок с болезнью. Она выжила и победила.

Когда она снова встретилась с дженом, то не узнала друга. Гордый воин превратился в мальчишку. Сумасшедший влюбленный джен кувырком катался по зеленым холмам и хохотал так, что колокольные сосны гудели вслед эху. Он постиг мудрость мира и спешил поделиться ей. Три дня рита прожила в сказке.

По слову джена к ней прилетали бабочки, белки спускались с сосен, голоса птиц вторили ее флейте. Стайка золотых светлячков следовала за ней, пока, смеясь, она не попросила джена отпустить бедняжек. А когда его руки ласкали риту, было не различить — где ее тело отвечает на нежность, где его ладонь радуется ее коже. Дыхание их смешалось, и сердца бились слитно.

На четвертое утро рита сбежала, боясь, что еще глоток счастья, и она попросит стать спутницей в путешествии, кое надлежит совершить одному. И получит отказ. И умрет.

Еще год рита ждала в тихом монастыре Бергена. Ей поручили расписывать кельи, чтобы послушницам было светлее искать мир в душе. И на девственных стенах голубым по белому рита рисовала драконов и птиц и пророков над небесами. Работа дарила ей крылья.

Новая встреча была страшна. Джен исхудал, синева его глаз выцвела, тропки морщин появились на лбу и у губ. «Я учился быть самым жестоким», — сказал он рите, — «Не спрашивай меня, как». Ночь и день и еще ночь рита сидела на берегу моря, держа на коленях голову джена. Они молчали. А когда джен ушел, рита осталась в лесу.

Целое лето и целую осень и целую долгую зиму она плела самую прочную в мире сеть. Из стеблей сон-травы, из серебряной паутины, из жил оленя и льняных нитей, из собственных бедных волос. А в начале весны тронулась в долгий путь. К Скале Безумцев у черного озера Эсвольд.

В день весеннего равноденствия человек, захотевший преобразиться в дракона, должен подняться на эту скалу без крюков и веревок. И прыгнуть вниз с высоты пятисот шагов. Если дракон — полетит, если нет — разобьется о воду. Поднимались, говорят, многие.

Рита видела, как джен начал восхождение. И, едва он скрылся за поворотом тропы, стала раскидывать сети. Если не выйдет лететь — прочные нити прервут падение и джен останется цел. Неважно, что все годы до встречи со смертью, он будет проклинать риту и ее дар — лишь бы жил. К закату сети опутали берега так, что и камешек не проскользнет мимо…

Рита не разглядела, когда джен прыгнул, услышала только ликующий крик. И — от самой воды взмыл в небо медноцветный дракон — могучий, прекрасный, гордый! Он самый-самый, он настоящий, он смог! Рита плакала.

Облака раскрывались как занавес, под ударами звонких крыльев. Джен-дракон парил, расплетая потоки воздуха, падал к самой глади черной воды и вновь поднимался ввысь. Неборожденным недоступно такое счастье — как здоровому не понять калеки, впервые встающего с ложа. …Еще один кувырок через облако, еще один выдох искр, еще один пируэт… Крылатый на мгновение замер в воздухе, оглянулся на звезды, ища направление, и устремился на запад, уверенно и упорно, как стрела выбирает свою мишень. На запад, в сторону побережья, к звонкозвучной сосновой роще у белых стен города Су. К завтрашнему утру праздника Яблонь.

Рита долго смотрела, как теряется в синих тучах стремительный силуэт. Ночь будет грозной — первый гром после зимней спячки. Но разве какая-то буря способна остановить первый в жизни полет?

Рита ждала, пока джен скроется за горизонтом. Потом неторопливо, на ощупь, смотала сети. Погладила на прощанье тугие, намертво крученые канаты. Впервые за годы распахнула серебристо-стальные крылья. С места прыжком подняла в полет тело. Дохнула на груду сетей — она занялись мгновенно. Тайна останется тайной. Пора спешить. К завтрашнему утру…

Если все время шагать вперед, не сбиваясь с дороги — мимо лесов, мимо рек и гор, мимо морей, побережий и островов, то когда-нибудь выйдешь на самый край света. Лежит себе земля — трава растет, кустики, камешки на обочине — и вдруг ничего. Край. А на самой кромке неведомой пустоты стоит мой дом-на-краю-света. Уютный такой, бревенчатый, двухэтажный. С верандой, где кто-нибудь пьет вкусный чай и накладывает в розетки варенье из земляники. С чердаком, полным чудного барахла — от старинного медного компаса до невесомого платьица дочери мандарина. С подвалом, заставленным горшочками, баночками и таинственными бочонками — любой пьяница дал бы отрезать себе язык, лишь бы выпить стаканчик из такой бочки. С плетеной мебелью, теплой печкой (в железную дверцу так славно стучатся искры осенним вечером), с глиняными светильниками и льняными свежими простынями.

В детских комнатах — кубики, из которых можно построить почти настоящий замок; музыкальный горшочек — он умеет играть сто мелодий и всегда знает, что подадут на обед; деревянные кони с мочальными гривами — если очень поверить, ускачешь за семь морей и вернешься обратно лишь, если сможешь спасти принцессу Нет-и-Не-Будет. А еще чудо-глобус, книжки с картинками, как у Эльзы и ее братьев, мышьи норы и скрипучие половицы. За одним окном старый сад с яблонями и вишнями. За другим — пруд, в котором отражаются звезды, даже если на небе тучи. А за третьим — ничего. Край земли. И по ночам можно прикладывать ухо к стенке и слушать мертвую тишину. А потом переползать к окошку — там кузнечик в траве и жаба квакчет и вода с крыши каплет в большую бочку и целый мир впереди от крыльца и до горизонта…

Знаю, дети растут. И вот на конюшне хрустят морковкой толстоногие пони, под обрывом в пещерке горит костер, а замок собирают из сосновых стволов веревками и гвоздями. Вьется знамя на вершине холма, деревянные мечи режут воздух, придуманные герои готовятся к настоящим победам. Шаг за шагом, как зерна толкают землю, дети тянутся вверх, к молодому солнцу. Что им делать — край света так близко, дорог так много. А дом — он на то и дом, чтобы ждать.

И однажды рассвет не найдет мальчишку в уютной постели в детской, а солнечный зайчик недосчитается лучшего из коней на конюшне. Один за другим разбредутся своими путями Альеноры, Роланды, Маргариты и Франсуа. Дом затихнет, чуть запылится. Затянется мхом веранда, врастут в землю кривые ножки скамеек, оскудеют запасы в бездонном погребе. Будет тишь и покой в милом доме на краю света. В доме, который я успела придумать за минуту до смерти. Я боялась идти за край и поэтому я придумала мир и дала ему жизнь.