Элеонора Бакулина - Волшебный браслет

Запятые в икринках тем временем стали уже двигаться: то выпрямятся, то согнутся, то выпрямятся, то согнутся. И осталось, конечно, уже не столько, сколько было вначале: штук сто не стали развиваться вообще, помутнели, штук сто съели плавунцы, штук двести разорвали и поранили стрекозиные личинки.

«Если дело пойдет и дальше так, то скоро от моей икры ничего не останется», – подумал Тимка.

Но он не знал еще, какая новая беда надвигается. А беда буквально свалилась с неба. На утренней заре на мелководный заливчик опустилась стая диких уток. Тут-то и начался настоящий утиный пир, а на Тимкин взгляд – страшное икряное побоище. Тимка в ярости схватил за ноги проплывающую над ним утку. От неожиданности та подняла ужасный крик. Мгновение – и перепуганная стая взмыла вверх.

– Убирайтесь прочь! – И Тимка погрозил им вдогонку кулаком.

А что же с икрой? И он с грустью отметил, что в его комке уцелело не больше сотни икринок. С другими кладками дело обстояло и того хуже: тут и там плавали маленькие кучки икры по нескольку штук в каждой. Но это был еще не конец несчастьям. К полудню поднялся сильный ветер. Волнистой рябью покрылось озеро. Волны лизали жалкие островки икры и легонько, будто играючи, подталкивали их все ближе и ближе к берегу. Новый порыв ветра, всплеск волны – и икра лежит на сухом берегу. Лишь Тимкин комок уцелел, ветер был добр к нему. И когда озеро стало мелеть под теплыми лучами весеннего солнца, ветерок отогнал икру на более глубокое место.

– Ура! Наконец-то появились головастики! – обрадовался Тимка, увидев, как из икринок, разрывая прозрачную оболочку, выплывали маленькие продолговатые существа.

Странные это были существа. Как ни старался рассмотреть их Тимка получше, ни глаз, ни ног найти не мог. Только длинное тело с толстой головой да смешной хвостик. Потыркались, потыркались эти безглазики в разные стороны и пристроились почти все на поверхности водорослей – кто на листочках, кто на стебельках. Кто повыше, кто пониже. Конечно, и тут не обошлось без жертв – налетали и плавунцы, и стрекозиные личинки, и даже рыбьи мальки разевали свои пасти и глотали беззащитных лягушачьих детенышей. А время идет быстро: для Тимки полчаса, а для пруда уже неделя прошла. Сидели-сидели головастики на водорослях и начали потихоньку соскребать с них нежную зеленую кожицу.

– Ясно, – бормочет Тимка себе под нос, – значит, прорезался рот! А какие смешные роговые зубчики – настоящие терки… Таким зубатым самое время стать самостоятельными. Ну вот и хвост подрос, и жабры выросли – теперь и кислорода из воды можно вылавливать побольше, и плыви себе куда хочется!

«Ну уж теперь-то не пропадете!» – думает Тимка, радуясь за своих питомцев.

Не тут-то было. Чем больше становятся головастики, тем вкуснее, видно, делаются для всякой другой живности в озере. Раньше только подводная мелюзга на них нападала, а теперь и кто покрупнее за разбойное дело принялись. Щурята да окунишки даже специальные охоты на головастиков устраивают. Бросятся головастики поближе к берегу, а тут на них кулики да утки нападают.

– Ну уж это слишком! Каукк-каукк-квекк! – сердито закричал Тимка на большого Рана, подбиравшегося к головастику с явным намерением проглотить его.

Об этом огромном зеленом Ране Тимка уже слышал от обитателей водоема. Он был самым рослым в лягушачьем мире. Оказывается, Ран не только любил охотиться на мух и комаров, высиживая в засаде и ловко хлопая языком, но он каждый год не пропускал того времени, когда головастики подрастают и собираются в стайки под большими листьями лилий. Тут-то он и нападал на них, нисколько не смущаясь тем, что это были его родственники. Спасались только самые проворные и осторожные, которые вовремя замечали приближение Рана и успевали удрать и замереть неподвижно под самым листом или затаиться в глубине у дна.

Тимка замахал руками и решительно двинулся на Рана. Тот с удивлением поглядел на Тимку и недовольно заквакал, отплывая в сторону.

«Ну, теперь я, кажется, понял, почему у лягушек так много икры! Если бы икринок было мало, они все бы и погибли в первые же дни жизни, – подумал Тимка, – а так, наверное, хоть несколько да дорастет до взрослых лягушек…»

Только он это подумал, как наступила мертвая тишина, пропало озеро с его лягушачьим царством и пожирателями головастиков, потух солнечный свет, и Тимка непонятным образом, сухой и невредимый, оказался в Пещере Времен Года, откуда он начал свое путешествие за малахитовую дверцу.

В пещере по-прежнему было тихо-тихо, светилась летним солнцем одна стена, голубела весенним небом другая, переливалась осенними красками третья, и искрилась снежными шапками четвертая. Пожалуй, все было в пещере точно таким же, как и в тот момент, когда Тимка шагнул за порог малахитовой дверцы. Но нет, кое-что изменилось: невидимая прежде за ветвями кустов малахитовая дверка, через которую Тимка недавно прошел в весеннее озеро, четко выделялась в стене.

– Кто-то что-то увидал, кто-то что-то отгадал!

Тимка вздрогнул от неожиданности, услышав сверху знакомый тонкий, писклявый и слегка шамкающий голосочек; в тишине подземного зала он раздавался очень четко, и слышно было каждое слово. Сверху, увеличиваясь с каждой секундой, спускался к Тимке Хранитель Вит, в своем берестяном плаще, ярко-зеленых чулках и больших желтых деревянных ботинках. Он не двигал ни рукой, ни ногой, только его серебристая борода слегка колыхалась от движения воздуха.

– Все видел, все знаю, можешь не рассказывать про головастиков! – не давая сказать ни слова Тимке, заговорил старичок. – Кое-что увидел с моей помощью в болоте – и очень хорошо! Знаешь, теперь так трудно живется головастикам весной и летом. Ну-ка скажи мне: зачем Рана столько икринок откладывает? Зачем? Зачем?

Теперь Тимка не особенно боялся Хранителя Вита и быстро, как на уроке, ответил:

– Очень много икринок и головастиков погибает. Если икринок будет мало, их всех съедят плавунцы, стрекозы, утки, лягушки, рыбы…

– Правильно, – прервал его Вит, – посмотри на браслет. Тимка взглянул на браслет и увидел, что малахит браслета стал чуть-чуть прозрачным и в нем что-то двигалось. Он поднес браслет ближе к глазам и ясно различил в глубине камня большого неуклюжего головастика, слегка шевелящего хвостом. Этот оживший камень в браслете резко отличался от остальных – красивых, переливающихся разными цветами и оттенками, но холодных и неподвижных.