Дмитрий Емец - Таня Гроттер и ботинки кентавра

«Еще бы, копыта-то какие у нашего жеребенка. Странно, что он дом не обрушил», – подумал И-Ван.

– Дверь распахнулась. Я кинулся внутрь, кое-как приспособил вместо щеколды полено и тогда только заглянул в комнату. Я был уверен, что встречу там кого-то, но нет… Я увидел только очаг, в котором полыхал белый магический огонь. Возле очага стояли ботинки, растоптанные кожаные ботинки, очень старые, но достаточно широкие, чтобы кентавр при желании всунул в них свои копыта. Признаться, меня даже потянуло это сделать. Сомневаюсь, что даже на Диких Землях нашелся бы великан, которому они оказались бы впору. Но самое странное было даже не это, а то, что тот, кто переместил эти ботинки сюда, казалось, совершенно точно знал, что наступит момент, когда я их увижу. Именно я и никто другой.

Рядом с ботинками лежал пергамент, абсолютно чистый. Но, когда я вошел, на нем вдруг вспыхнули буквы:

«МАРДОНИЙ! МНЕ НЕИЗВЕСТНО, КТО ТЫ БУДЕШЬ, ЛОПУХОИД, НЕЖИТЬ ИЛИ МАГ, НЕИЗВЕСТНО ДАЖЕ, УМЕЕШЬ ЛИ ТЫ ЧИТАТЬ, НО Я ЗНАЮ, ЧТО МАРДОНИЕМ БУДУТ ЗВАТЬ ТОГО, КТО ПЕРВЫМ ПОСЛЕ МОЕГО ВРАГА УВИДИТ ЭТИ БОТИНКИ В ИНОМ ОТРАЖЕНИИ. БУДЬ ОСТОРОЖЕН!

Ф.Гр.».

Мне это совсем не понравилось. «Ничего себе избушка! Я еще не пришел – а тут все меня уже знают. А уйти еще страшнее – там снаружи мертвяки!» – подумал я. Но из осторожности не стал ничего трогать, а просто приблизился к огню. Он почти не согревал. Но все же я мог надеяться, что в дом мертвяки не полезут. Я слышал, как снаружи кто-то ходил, дергал дверь, подсматривал в ставни, но, признаться, у меня хватило ума не выглядывать и не выяснять, кто это и сколько их. Я стоял у огня и то проваливался куда-то, то вновь выныривал. И вот уже где-то в четвертом часу, в самое страшное и глухое предрассветное время, я вдруг ощутил жуткую тревогу. Точно кто-то кричал мне: «Беги, беги!» Но я не побежал. Вместо этого я поспешно наложил на себя заклинание невидимости и забился в дальний угол. Там я лег на пол, поджал под себя ноги и попытался стать как можно меньше, что было совсем непросто, поверьте мне. А затем… затем я вдруг ощутил его присутствие… Понял, что он рядом, хотя мои глаза его не замечали. Но магический огонь вдруг отклонился, разросся, опал, и все стало по-прежнему. Но он уже был здесь.

– Он был невидим? Тоже использовал заклинание? – со знанием дела спросил Шурасино.

– Нет, не заклинание. Он существовал, я об этом знал, но одновременно его словно не было. Он не имел формы, не имел очертаний, тела, мои глаза не видели его, но он был абсолютно реален!

– Призрак, да?

– Нет, не призрак. Что такое призрак? Тень того, что было, пусть яркая и даже с характером, но все же тень, отблеск. Здесь же было нечто первичное, яростное, огненно напористое, но одновременно леденяще холодное и вкрадчивое… Я испытал ужас во много раз больший, чем в водах Стикса, когда думал, что утону. Его магическая мощь – а он повелевал не одной стихией, а всеми, могу поклясться – была так велика, что я почти растворился, исчез, как капля вина растворяется в океане. И он был раздражен, крайне раздражен. Причем это было не сегодняшнее, а давнее, очень давнее и затаенное раздражение.

Мардоний поежился и в беспокойстве переступил с копыта на копыто.

– Сам не знаю, как я сохранил свою сущность. Должно быть, потому, что он был рядом совсем недолго. Его больше интересовали те ботинки. Он их ненавидел и боялся. Я это сразу ощутил. Все-таки я мудро сделал, что не притронулся к ним.

– Тебя он не заметил?

– Нет. Или я не заинтересовал его… Но едва ли. Если бы заметил, то убил бы. Я почти уверен, – сказал Мардоний.

– Этот дом его убежище?

– Сомневаюсь. Такому, как он, не нужно прятаться от мира. Скорее уж мир следует спрятать от него. Но то, что он там и в какой-то мере прикован к этому месту, связано с ботинками, в этом я убежден.

– Маг из другого, бесконечно далекого мира. Темный маг, который один сильнее многих десятков других магов. Стихиарий… Это не совсем имя… Это что-то другое, – сказал Шурасино.

Теперь он уже не сомневался в этом. Молодого борейского мага не оставляло ощущение, что когда-то он уже слышал это слово и даже знал, что стоит ждать от существа, которое называют этим именем. Знал даже, в каких случаях вызывают стихиариев, но забыл. Но кое-что он все же сообразил.

У Стихиария нет плоти, но он не призрак. Его существование привязано к Диким Землям и Варварским Лесам – к тому заброшенному дому, где горит белый огонь и стоят ботинки. Возможно, они как-то сдерживают его злую мощь, но беспокойный дух его носится над лесом, вынужденный несколько раз в день на короткое время возвращаться к ботинкам. Но даже там, в Варварских Лесах, находясь почти в плену, он сумел расколоть Великую Империю и разделить магию мира, прежде единую, на четыре разные стихии и этим ослабить ее.

– Браслет! Ты что, заснул? – крикнул И-Ван.

Задумавшийся маг Борея вздрогнул, уставившись на свое запястье. От мокрой тряпки валил пар. Браслет разогревался, причем не просто разогревался. Казалось, он вознамерился превратить руку в мясо для шаурмы. Завопив, Шурасино кинулся к кувшину и, пробив образовавшийся тонкий лед, всунул ее туда едва ли не по локоть. Вода заволновалась, зарябила, сражаясь с магией браслета.

– Она сейчас закипит! Она уже кипит! Подлейте кто-нибудь холодной! – закричал Шурасино.

Растерявшийся И-Ван произнес древнее водопадное заклинание Джур-Джур! – обрушив на них сверху столько воды, что всех троих, включая Мардония, едва не смыло с пикирующей крепости. Пришлось спасаться в башне. Но и отсюда, придерживая дверь, они слышали, как кипит и бурлит вода, низвергаясь вниз с каменных стен пикирующей крепости.

Лишь пять минут спустя, когда действие заклинания начало мало-помалу ослабевать, водопад удалось обуздать.

– Надо было сказать Сантехникус! – и вода потекла бы тонкой струйкой. Этого было бы вполне достаточно, – раздраженно простучал зубами кентавр, на крупе которого начал образовываться лед.

– Извини, я не сообразил… Он попросил воды, ну я и плеснул! – сказал И-Ван. Он единственный из всех был почти сухим. Действие заклинания Джур-Джур! не распространяется на тех, кто его произнес.

– Х-х-х-хорошо, что я не попросил п-п-п-п-рикурить! А то бы вместо Зажигалкуса ты ляпнул бы Адскис пламмис, – продрожал Шурасино.