Дмитрий Емец - Таня Гроттер и ботинки кентавра

Одна Таня пока сохраняла прежние очертания, не торопясь превращаться в туман – к большой радости Урга, надо сказать. Ург втайне надеялся, что Таня останется. Но он ошибался. Пространство, избавленное от Стихиария, в самом деле быстро залечивало раны.

На другом конце поляны почти одновременно возникли несколько двойников, одетых в школьные мантии Тибидохса. Тане было бы любопытно взглянуть на двойников, но она понимала, что уже не успеет. У нее возникло вдруг странное чувство. Она была здесь и одновременно уже не здесь. Она словно раздробилась по множеству смежных миров, однако этот оставался пока главным. По тому, как Ург вдруг уставился на нее с тревогой, Таня поняла, что с ней что-то неладно. Взглянув на свое тело, она увидела, как ее постепенно, начиная с ног, окутывает зеленоватое сияние. Та же знакомая зеленая змейка бежала теперь по ее телу, поглощая его и превращая в мириады сверкающих искр, меркнущих в пространстве.

– Ург, я ухожу! Ты можешь обещать мне, что… В общем, мне кажется, Тыр не самое лучшее место для тебя! – осторожно сказала Таня.

Ург печально посмотрел на нее:

– Я мог бы обмануть тебя и наобещать все, что угодно… Мне не впервой. Но вообще-то я действительно собираюсь покинуть Тыр. Там мне душновато. Как насчет того, чтобы я помог тебе побороться за свободу кентавров, а, Мардоний?

– Смутно представляю, как ты собираешься помогать нам, но я не против. Тут возни на всех хватит. Твой ключ с головой ласки и лук могут оказаться полезны, – усмехнулся кентавр.

Когда тело Тани растаяло и в пространстве повисла одна ее голова, Ург шагнул к ней и поцеловал в губы. Таня попыталась отстранить его и даже ощутила свое движение, но скорее всего ее руки оттолкнули Урга уже в каком-то другом, не этом мире.

– Давно собирался это сделать!.. И-Ван все-таки мудро сделал, что исчез первым. Ты ведь ему не скажешь, нет? – сказал Ург.

– Скажу, у меня от него секретов нет. Тебе не стоило этого делать!

– Как хочешь. Я думаю, он поймет, что тебе сложно было дать мне пощечину, – сказал Ург и поцеловал ее еще раз. – Прощай! Я знаю, что больше никогда тебя не увижу, но все же… Прощай! – крикнул он.

– Прощай, Ург! Спасибо тебе за все! Будь счастлив! – проговорила Таня и растаяла.

Таня уже исчезла, а Ург и Мардоний долго еще смотрели в ту точку пространства, где она только что была.

– Жизнь как почтовый дилижанс. Люди садятся в него, некоторое время едут вместе, привыкают друг к другу, а затем рано или поздно каждый выходит на своей станции. Дверь дилижанса хлопает, и он уезжает. И разлучившиеся никогда больше не встречаются. Во всяком случае, в этом дилижансе. Но кто сказал нам, что этот дилижанс последний? Возможно, где-то там, за горизонтом этого мира, будет еще один? – философски заметил Мардоний.

– Может, есть, а может, нет, – сказал Ург. – Я предпочел бы, чтобы лошадей, которые везут дилижанс, умыкнули мои дорогие братья. Кучер умчался бы в погоню, размахивая тупым тесаком, а сам дилижанс остался бы в лесу вместе со всеми пассажирами. И не было бы никаких разлук. Но, видимо, это невозможно.

Таня очнулась и тотчас поняла, что для того, чтобы очнуться, выбрала себе весьма и весьма странное место. Она была в кабинете Сарданапала. Полулежала в глубоком кресле, укутанная пледом, от которого слегка попахивало горьковатым одеколоном академика. Память возвращалась медленно, толчками. Точно из-под воды поднимались и возникали то там, то здесь небольшие островки.

Прямо перед ней, буравя ее неприветливыми глазками, сидел Поклеп Поклепыч. На коленях у него лежала книжка, по яркому переплету которой прыгали буквы: « Вуддин Ой. Двести советов, как разлюбить русалку и начать жить».

– Очень славно! Мадемуазель Гротти изволили-с очухаться! – сказал Поклеп Поклепыч, обращаясь не к Тане, а к кому-то другому, кто стоял сейчас за ее креслом.

– Поклеп, перестань! Ты же беспокоился не меньше моего! Как я рад, как рад! – добродушно пробасил кто-то, и Таня узнала гулкий голос Тарараха.

Мгновение – и питекантроп появился перед ней вместе с Медузией и академиком Сарданапалом.

– Ты в порядке, девочка? – с беспокойством спросил академик.

– Да вроде, – осторожно ответила Таня. Она чувствовала себя просто прекрасно – точно человек, отлично выспавшийся в выходной день.

– Признаться, твое перемещение доставило нам массу хлопот. Твои друзья давно уже на ногах, а с тобой мы возимся уже вторые сутки. И это при том, что Ягге с самого начала утверждала, что по ее части тут ничего нет. Физически ты не пострадала. Сложнее было провести между мирами твое сознание, – продолжал академик.

– Что со Стихиарием? – хрипло спросила Таня.

Академик философски пожал плечами.

– Да ничего. Он в своем измерении кипит от злости. Вы сумели изгнать его. Учитывая, что и ботинки кентавра сгинули вместе с ним, в ближайший миллион лет он не появится. За дальнейшее я не ручаюсь, – сказал он.

– Уррря-яя! Гротти снова в Тибидохсе! Моя жизнь наполняется смыслом! Теперь никто не прищемит дверью мое альтэр эго! – заорал кто-то.

Медузия недовольно покосилась на ретивого Ржевского, бледный нос и темные глаза которого любознательно проступали то в одной, то в другой стене. Любопытный поручик, разумеется, не удовольствовался ролью простого наблюдателя и энергично тянул одеяло на себя.

– Очи черные! Очи жгучие! Очи страстные и прекрасные! – в полный голос грохотал он, возникая то на потолке, то плоским ковриком стелясь под ногами.

– Ржевский, помолчи! Дай мне хоть слово вставить! Смотри, дрыгну-брыгну! – нахмурилась Медузия.

– Как люблю я вас, как боюсь я вас! Знать, увидел вас я не в добрый час! – не унимался призрак.

– А вот это верно. Не в добрый… – предупредила Горгонова и решительным дрыгусом заставила поручика сгинуть.

Академик усмехнулся, но тотчас усы его укоризненно показали кончиками на Таню.

– Представляешь, как мы все переволновались? Не сейчас, разумеется, а когда все только случилось… Вначале Ягун не пришел на обед, час спустя Гробыня и Гуня куда-то запропастились, а вечером хватились Шурасика. Ну нет их и нет… То ли ушли куда-то, то ли похищены. Вся школа на ушах! И, наконец, последним пропал Ванька… Пропал прямо на глазах у Тарараха – тогда лишь мы окончательно сообразили, что что-то неладно.

Питекантроп хмыкнул, присаживаясь рядом с Таней на корточки:

– И еще как неладно! А тут вообрази, заявляются Усыня, Горыня и Дубыня! Все в помаде, в кошмарной малиновой помаде, которую так любят великанши, но якобы с боевого дозора, и сообщают, что видели в лесу яркие магические вспышки! Мы отправляемся туда и в одной из охотничьих ям, которую эти пройдохи явно выкопали для златорогих оленей, обнаруживаем всех пятерых пропавших – одетых более чем странно, во что-то средневековое, напуганных и потерявших память.