Дмитрий Емец - Таня Гроттер и колодец Посейдона

«Замечательно, – говорю я Ваньке, – но вообще-то Тарарах не учился не потому, что не хотел, а потому, что в каменном веке с вузами вообще был напряг… Поступать же в высшее магическое заведение в пятьдесят тысяч лет не стал бы даже Ломоносов! Лечить зверей можно и после магспирантуры, только на другом уровне!» Но Ванька все равно упирается. Зачем, мол, ему мертвые теоретические знания, когда страдают кикиморы и оборотни в брянских лесах, а в сибирской тайге недавно был ранен разрывной пулей предпоследний в лопухоидном мире магический вепрь, и Тарарах с Зуби вылетали в ночь его лечить! Он, конечно, прав, тысячу раз прав, но все равно, если я получу образование, а он нет, то будет ли нам вообще о чем говорить в дальнейшем? Не случится ли так, что я вынуждена буду подстраиваться под Валялкина, выискивая несложные темы для беседы, которые он еще сумеет поддерживать. В общем, все плохо как-то…

Я все чаще вспоминаю Гробыню, которая говорит: «Расслабься и не решай за других! Если кто-то нас достоин, он сам разберется, что и как. А если нет – то тапки в зубы и шагом марш». Ах, Ванька, Ванька, как же ты не понимаешь, что я тебя люблю! Только не будь таким упрямым!

У меня есть ощущение, что человека, который начинает мыслить, кто-то ведет. Случайно подслушанный разговор, книга, упавшая с полки и открывшаяся на нужном месте, попавшийся на глаза рисунок. Нами словно руководит кто-то бесконечно мудрый. Может быть, мой отец Леопольд Гроттер, которого я видела лишь однажды, на матче? Уж точно не дед, который порой принимается скрипеть в моем перстне».

Таня отвернулась, и перо, потеряв контакт с ее взглядом, упало на бумагу, оставив маленькую кляксу. Таня вспомнила последнее письмо Пуппера – то самое, к которому прилагалось перо. Письмо было довольно неприятное.

«My dear Таня! – писал в тот раз Гурий. – Я считай свой долг информировать тебя, что ты биль важный страниц в моей жизни и остаться навсегда большой памятник в мой соул.

Теперь я встречаться с английский фотомодель русский происхождений Джейн Петушкофф. Она есть очень красивый и умный девушка с некоторый счет в банке и находиться сердце в сердце с моими тетями. Мы с Джейн встречаться три раза в недель – понедельник, суреда и фрайдей с двадцать вечера до двадцать один ноль-ноль, когда совпадать наш график. Мы иметь приятный разговор за чашечкой чай, и один раз даже ходить вместе в кино. Я не поняль, про что оно биль, потому что усталь после тренировка и уснуль на плече у Джейн, но Джейн говорить, что кино биль про меня и меня там играль лопухоид в круглый очки, которых нет в моей коллекции.

В прошлый фрайдей Джейн кричать и обижаться на меня, потому что я все время говорить ей про тебя, my dear Таня. Я говорить ей, что больше не обожать и не скучать по тебя, и ты есть только один страниц моей юность, но говорить это два часа подряд, и Джейн очень раздражалься, что она терять время своей личный жизнь. Она звонить по зудильник мой теть Настурций и брать у нее консультаций. Это все биль большой истерия! Вечером тетя Настурций, самая добрая тетя, и их магвокат встречалься со мной, проводиль серьезный разговор и окончательно убедиль меня, что надо любить Джейн Петушкофф, который есть для меня прекрасный партий во всей смысл.

Прощай, Таня! Я посылать тебе перо птицы Феникс, чтобы ты изредка вспоминать обо мне. Директор моей школ Даун Фон Лабрадор (у него такой фамилий, потому что он немец) упаль в обморок, когда увидел, что я ощипал его любимый Феникс.

Когда-то твой Гурий Пуппер».

Таня перечитала письмо трижды. Она испытывала противоречивые чувства. С одной стороны, ей радостно было за Пуппера, что он наконец нашел себе кого-то, а с другой – ужасно хотелось сглазить эту идиотку Джейн Петушкофф.

«Лимита английская! Вылезла фиг знает откуда, всех локтями растолкала, а теперь по зудильнику теткам жалуется, мол, Гурий с ней обо мне разговаривает, дрянь такая! А о чем с тобой, дебилкой, разговаривать, как не обо мне?» – раздраженно, грубо думала Таня, и тотчас ей становилось неловко, что она лезет в чужую жизнь и осмеливается плохо думать о людях, о которых ничего не знает.

«Нет, конечно, Пуппер мне не нужен, но почему этот дурак Ванька не хочет в магспирантуру? Он что, не понимает, что тогда он будет вынужден покинуть Тибидохс и мы с ним не увидимся целых три года!» – злилась она.

Конечно, знай Таня, что Пуппер уже после того прощального письма прислал ей букет роз и записку, возможно, ей стало бы легче. Однако Жикин, понятное дело, не собирался являться с повинной.

– Гроттерша, а Гроттерша! Чего ты там строчишь? Опять интриги плетешь? – сонно спросила с кровати Пипа.

За последний год дочь Дурневых порядочно вытянулась, приобрела кое-какие магические знания, но по-прежнему влезала в брюки, только прибегнув к пятому измерению.

– Завидно? – спросила Таня.

Пипа зевнула, продемонстрировав пасть таких размеров, в которой легко затерялся бы случайно влетевший воробей.

– Не-а, не сильно завидно. Я завтра с Семь-Пень-Дыром встречаюсь. Хотим на Лысую Гору смотаться. Там, говорят, в одном месте отличных фаршированных змей подают.

– Чего это Пень так расщедрился? Нашел горшок с зелеными мозолями? Ты же вроде с Жикиным встречалась? – удивилась Таня.

– С Жикиным-то? Очень мне нужен твой Жикин… Я у него как поезд, сто двадцатый дополнительный. Сиди у моря и жди погоды. Лучше уж с Дыром… Он хотя бы не бабник.

Таня пожала плечами.

– Зато Семь-Пень-Дыр жмот. У Гробыни спроси. Он тебе кофе купит, а потом будет три года пилить и проценты высчитывать.

Пипа хмыкнула.

– Шут с ним, с Дыром, если на то пошло. Скучный он… Вообрази, кто мне вчера сказал, что я хорошо выгляжу? Бульонов!

– Генка?

– Ага! Мялся полчаса, а потом как выпалил, отскочил и смылся куда-то… Вообще-то он ничего, только уж больно застенчивый. Хотя и папуля мой, говорят, застенчивый был… И вообще, Гроттерша, я сейчас буду спать и видеть сладкие сны, а ты слушай зудильник! Если моя мама позвонит – свистни. Она любит иногда по ночам звонить. Не соображает, что тут время другое.

– Тетя Нинель? Я с ней не разговариваю!

– Еще б тебя кто-то просил с ней разговаривать! Моя мамуля – жена повелителя В.А.М.П.И.Р., а ты кто такая? Говорят тебе: меня позови! А разговаривать с мамулей буду я! Мне тут кое-какие вещички понадобились! – сказала Пипа и уткнулась головой в подушку.

– О нет, еще! – пробормотала Таня, покосившись на бастион чемоданов, окружавших кровать Пипы.

Тете Нинели придется нанимать дюжину грузовых купидончиков, которые прилетят в Тибидохс не в духе, едва живые от усталости, и примутся разгневанно пищать, швыряя в окно чемоданы.

Под утро, когда Таня закончила писать, вернулась Гробыня. Склепова так устала, что даже не стала язвить, а только буркнула: «Все кыш! Если кто меня спросит: я умерла!» – и, не раздеваясь, бросилась на кровать.