Верена Райнхардт - Фридрих Львиный Зев верхом на шмеле

— И ты даже не знал почему? — предположил Фридрих.

— Именно! Я был ужасно возмущен! Клупеус запер меня в комнате для допросов и допрашивал, пока у меня адски не разболелась голова. Знаю ли я вас, откуда у меня эта татуировка, в курсе ли я, что вы в розыске, — часами такие вопросы задавал. И после каждого вопроса что-то у меня в голове потихоньку прояснялось. В какой-то момент я вспомнил, кто вы такие, а потом — и кто я такой, — Кальссон хихикнул. — Обычно у бабочек в жизни других забот нет, кроме как перелетать с цветка на цветок, а мне пришлось для начала весь мозг себе измучить, искать ответы на всякие глубокие вопросы! Но я все время делал вид, будто ничего не помню. Каждый раз, когда Клупеус делал очередной заход, в голове у меня немного прояснялось, но я виду не подавал и провел его.

— А потом он предложил тебе поступить на службу? — спросил Брумзель.

— Именно, он сделал мне просто потрясающее предложение! Ему хотелось обязательно оставить меня при себе. Я, конечно, знал, что возможность быть рядом с Клупеусом и наблюдать за ним может оказаться очень полезной, поэтому решил втереться к нему в доверие.

— Прекрасный ход мысли! — похвалил Брумзель. — Я бы лучше придумать не смог!

— Но там было ужасно скучно! Вокруг одни идиоты! И летать получалось очень редко. А вот теперь наконец-то мне можно всё! Теперь передо мной открыт весь мир, и жизнь так чудесна! Зачем байк, когда умеешь летать! Но расскажите, что с вами случилось за это время?

— Ох, — устало ответил Брумзель, — это правда длинная история! Лучше за обедом рассказывать, а не сейчас. А то у меня голова кружится, когда я обо всем этом думаю.

— Ой да! Еда! — радостно закивал Кальссон. — Это нужно отпраздновать! Наконец-то я снова с вами в бегах!

Фридрих с Брумзелем переглянулись. С тех пор как они в последний раз видели Кальссона, произошло столько всего.

— Мы больше не в бегах, — стал объяснять Фридрих. — Но… Ой, я даже не знаю, с чего начать!

— Подумать только! — пожал плечами Кальссон. — Сколько всего можно пропустить, когда засыпаешь на дереве!

— Кальссон, а что было в кружках, которые ты нам принес? — спросил Фридрих, у которого этот вопрос уже давно вертелся на языке.

— Почечно-мочегонный сбор, — гордо объявил Кальссон.

— Ой, — слабым голосом произнес Фридрих, — что-то я нехорошо себя чувствую.

В ту ночь никто не спал. В Ста Двенадцати Пещерах праздновали: соглядатаи сидели вокруг костра и делились друг с другом своими скудными припасами. Фридриху еще никогда еда не казалась такой вкусной. Они пили, пели и танцевали; мадемуазель Эльза играла на аккордеоне. Они смеялись и кричали — ведь теперь не нужно было больше прятаться в зарослях вереска. Флакончики с мастер-раствором торжественно разбили, а их содержимое вылили в песок.

А на то, чтобы каждый рассказал свою историю, действительно понадобилась вся ночь; только когда звезды начали меркнуть, Фридрих наконец прикорнул в уголке. И он, конечно, улегся не последним.

На следующее утро его разбудил голос Молеправительницы.

— Тальпа, черт бы тебя подрал! — кричала она где-то с левой стороны, и слова ее отдавали у Фридриха в голове, словно в пустом железном чане. — С чего ты напился? Где Клупеус?!

Фридрих сел и протер слипшиеся глаза. Сквозь щели между камней в пещеры лился яркий солнечный свет. В нескольких шагах слева на земле навзничь лежало мощное тело Тальпы, а на нем стояла маленькая Молеправительница и трясла его за плечо.

Фридриху это показалось чересчур. Пил он накануне немного, но не спал до пяти часов, а сейчас было явно не позже полудня. И откуда вообще здесь появилась Молеправительница?

— Грурбл? — пробурчал Тальпа.

Фридрих встал, почувствовал, что ужасно хочет пить, и поплелся к ручью.

— А! Хоть один проснулся! — Молеправительница спрыгнула с груди Тальпы и бросилась к Фридриху. Полы ее халата развевались по воздуху. — Что тут произошло? Выкладывай!

— Все в порядке, — ответил Фридрих, еле разлепив засохшие губы, и тут же зачерпнул воды и стал жадно пить. Напившись, он плюхнулся на попу и вытер рот. Молеправительница все это время переминалась с ноги на ногу от нетерпения.

Фридрих набрал воздуху в легкие и заговорил:

— Мы были у Клупеуса, он приказал нас схватить и посадить в тюрьму. Нас с Брумзелем он казнил, заставив выпить яд.

— Казнил? — Молеправительница от удивления широко распахнула глаза. — По-моему, это преувеличение, ты вполне жив!

— Ну да, в кружках был не настоящий яд, потому что один наш друг, работавший на Клупеуса, подменил их, — сказал Фридрих, изо всех сил стараясь припомнить подробности. — А потом он выпустил из камеры остальных соглядатаев. А Клупеус хотел молнией испепелить тюремщика Башни Отчаяния. Но у того горб ненастоящий. Помнишь? Я тебе уже рассказывал. Молния отразилась от горба, ударила в самого Клупеуса и испепелила его. — Молеправительница продолжала непонимающе смотреть на него, поэтому Фридрих, чтобы не оставалось сомнений, добавил: — Клупеус мертв. Самоубийство по неосторожности.

— Я бы при этом очень хотела присутствовать, — тихо отозвалась Молеправительница.

— Мир пеплу его, — сказал Фридрих и, не сдержавшись, неподобающе захихикал.

Молеправительница попыталась разбудить Тальпу и Брумзеля, щедро поливая их холодной водой, чтобы узнать побольше деталей. Фридрих тоже ополоснул себе лицо и шею, чтобы как следует проснуться, и отправился из пещеры наружу. Но, пройдя между камней, он остановился как вкопанный: вся пустошь, от горизонта до горизонта, была усеяна тайными соглядатаями. Тут их наверняка было гораздо больше, чем участвовало в Антивоенном совете.

— Ого! — выдохнул Фридрих. — И все в Белоскалье собрались?

— Не-е, — ответила ему маленькая птичка-погоныш, случайно оказавшая рядом. — Но мы все дойдем до границы, и по дороге нас станет еще намного, намного больше. Мы собираем всех, кто чувствует в себе мужество сражаться. Вот!

— А, Фридрих! Приветствую, — проскрипел кто-то рядом. Грюндхильда Маленькая и Сморщенная приковыляла со всеми своими лампами за спиной и постучала ему по плечу. — Ну что, были сложности с Клупеусом? Нет? Все вернулись целыми и невредимыми? Ну, я и предполагала, что это будет раз плюнуть. Но ты даже представить себе не можешь, как тяжело целый день просто сидеть! Я летала вот на том прелестном журавлике… как его звали? Олаф? Но это ж с восхода до заката! Сидеть ужасно устаешь, при том что крыльями вообще-то Олаф махал!

Фридрих молча смотрел перед собой. А потом опустился на камень, надеясь, что скоро у него в голове прояснится.

Кальссона Молеправительница приняла с распростертыми объятиями. Чем больше Фридрих размышлял, тем больше удивлялся тому, сколько всего Кальссон успел со времени своего окукливания. Он действительно во многом изменился к лучшему. Молеправительница тоже была очень впечатлена своим новым помощником.