Павел Кучияк - Алтайские сказки

Еще немного покопал и видит: пушистый хвост торчком стоит, пушистый хвост дрожмя дрожит.

Ухватился охотник за этот хвост, вытащил лису, убил ее, снял шкуру и сунул в свой кожаный арчемак.

«Домой приеду — из лапок сошью шапку. Хвост привяжу на черенок плети, а из спинки выйдет знатный воротник. Пожалуй, и журавля тоже возьму. Будет собакам чем полакомиться».

Обернулся охотник, а журавля-то и нет. Высоко в небе летит он, даже стрелой не достанешь.

Так погибла лиса, у которой было два уха, четыре ноги, тридцать шесть зубов, сто умов.

А журавль одним умишком пораскинул, да и то смекнул, как спастись.

Давным-давно на Алтае жили брат и сестра. Брата звали Барабош-Ару, а сестру — Боролдой-Мерген. Они жили вдвоем в безлюдном лесу. Вот брат собрался на охоту и говорит сестре:

— Ты без меня не жарь печень марала [5] Марал — благородный олень. , собольим одеялом не покрывайся, на лесистую гору не ходи.

Прошло семь дней, а брата все нет. Еще семь дней прошло, а брата нет и нет. Скучно стало Боролдой-Мерген одной в безлюдном лесу, вот она и подумала: «А что, если я изжарю маралью печень?»

Нанизала Боролдой-Мерген куски печени на палку, воткнула палку в землю, поближе к костру. Сама на соболье одеяло села. Сама не помнит, как уснула. Далеко ли, близко была во сне — неизвестно. Но вот проснулась и видит: из печени пузырится черная пена. Буйная пена костер залила. Испугалась Боролдой-Мерген: «Где ж теперь огня взять? Ведь огниво-то брат с собой увез».

Побежала она на лесистую гору: людей поискать, у них огня попросить. С вершины высокой горы увидала Боролдой-Мерген в синем небе тонкий, как конский волос, белый дым. Пошла туда. Стоит перед ней маленький, крытый камышом аил. Боролдой-Мерген толкнула дверь и чуть не умерла от страха. В аиле на женской половине лежала старуха: она одно ухо под себя подстелила, а другим ухом, как одеялом, покрылась. Боролдой-Мерген вперед через порог не может перешагнуть, назад за дверь убежать — нет сил.

— Э-э-э, сестрёночка, дитя мое, — сказала сладким голосом лопоухая старуха, — подойди ко мне, я тебе косы заплету!

Вежливая Боролдой-Мерген не смогла отказать старшему. Подошла, опустила голову на костлявые старухины колени.

— Позвольте, — говорит, — бабушка, из вашего костра головешку взять.

Старуха позволила. Обрадовалась Боролдой-Мерген. Прибежала домой, зажгла большой костер. До неба взвилось желтое пламя. «Ну, — думает, — сейчас я опять на гору пойду, чесноку, луку соберу».

Только хотела выйти за дверь, но будто кто держит ее, держит, не пускает. Боролдой-Мерген обернулась и видит: едва уловимая глазом, прозрачно-тонкая нить висит у нее на подоле. Боролдой-Мерген выхватила нож из-за пояса, отсекла нить и побежала к ярко-голубой скале.

— Ярко-голубая скала, откройся! Мою жизнь спаси!

Ярко-голубая скала отворилась и закрыла девочку. А старуха, наматывая шелковую нить на палец, шла по долинам, по холмам, через реки, сквозь леса. Там, где меж стволами и змее не проползти, пролезала старуха. Она была людоедка, и ей вдруг захотелось съесть Боролдой-Мерген. Вот пришла к аилу брата и сестры. А там нет никого.

— Казан, казан, — запела старуха, — где Боролдой-Мерген?

— Ой, — зазвенел казан, — если б Боролдой-Мерген жива была, я бы холодный здесь не пылился!

Старуха повернулась к костру:

— Огонь, огонь, где Боролдой-Мерген?

— Ой, ох, — вспыхнул костер, — когда бы Боролдой-Мерген жива была, я белым пеплом не был бы покрыт!

Старуха подошла к постели:

— Кровать, кровать, где Боролдой-Мерген?

— Аааа… — заскрипела кровать, — умерла наша верная Боролдой-Мерген…

Старуха полезла под кровать. Там валялись зазубренные палки — эдирек. Боролдой-Мерген этими палками всегда мяла, колотила шкуры звериные, кожу конскую.

— Эдирек, эдирек, где Боролдой-Мерген? — спросила старуха.

— Она жива, жива, жива! — застучали эдирек. — Она сюда придет, нас опять прибьет. Пойдите, бабушка, к голубой скале.

Старуха прибежала к ярко-голубой скале. Опустилась на правое колено, погладила левую косу:

— Скала, скала, выдай мне Боролдой-Мерген!

Но тут как раз пришел с охоты Барабош-Ару.

Увидела его старуха и сейчас же превратилась в мышь.

Однако у мыши были такие длинные уши, что всякий сразу узнал бы людоедку. Обернулась она лошадью, но уши опять ее выдали. Тогда старуха превратилась в зайца и убежала в лес.

Барабош-Ару спустил по следу двух серых собак. Спасаясь от псов, все зайцы бежали прямо на охотника. Только один, самый крупный, повернул обратно в лес.

Барабош-Ару прицелился и спустил медную семигранную стрелу. С не человечьим, не звериным криком ушастая старуха упала вверх животом. Из круглой раны стали выходить проглоченные людоедкой люди. Все они с гневом подступили к Барабош-Ару. Как галки, разом загалдели:

— Кто тебя просил нас спасать? Зачем ты старуху убил? Разве нам плохо было у нее в животе? Мы там солнца не видели, зато дождь нас никогда не мочил. Цветов не нюхали, зато зимы не знали. Не хотим жить на воле! Сажай нас обратно старухе в живот!

Но тут из раны выбежали еще и другие люди. Эти, плача и смеясь, целовали меткого охотника;

— Нам, солнца не знавшим, ты солнце дал! Луны не ведавшим — луну подарил. Будь же ты, Барабош-Ару, как заяц белый, как овца жирный! Сто лет живи, проворным конем владей!

Эти слова заглушили воркотню недовольных. Когда весь народ разбрелся по густой траве искать себе место для стойбища, Барабош-Ару увидал сестру свою Боролдой-Мерген. От радости брат слова забыл. Нежно ладонями ей щеки отер и тихо сказал:

— Ыйлаба, сыйным! (Не плачь, сестра!)

Жила-была девочка, звали ее Шелковая Кисточка — Торко-Чачак. Глаза у нее были как ягоды черемухи. Брови — две радуги.

Однажды заболел старик-отец. Вот мать и говорит:

— Пойди, Шелковая Кисточка, позови мудрого кама [6] Кам — колдун. . Поспеши, дитя мое Торко-Чачак!

Девочка прыгнула в седло и поехала. Кам жил в белом берестяном аиле. Аил стоял над бурной рекой.

Кам сидел у своего порога и большим ножом резал березовые чойчойки. Брови у него были как мох. Борода росла от глаз и до земли. Еще издали увидал он Шелковую Кисточку.