Юрий Розенблюм - О чём пела золотая кукушка

Превозмогая страх, юный алый трижды объехал вокруг поляны и только после этого осмелился спешиться и привязать боязливо косящегося коня к золотой коновязи.

Резная узорчатая дверь во дворец была завалена огромной гранитной глыбой.

«Что это? — подумал Хан-Мирген, осторожно поглаживая шершавую поверхность. — То ли незнакомый богатырь хранит здесь свои сокровища, то ли сам хозяин тайги ушел на охоту и закрыл неприступным камнем свой золотой тайник? Но кто бы он ни был, не надо его гневить! Подождем в сторонке и не будем до поры до времени тревожить покой жилища».

Хан-Мирген отступил от порога, опустился на покрытый зеленым мохом бугорок и замер в ожидании. Долго ли, мало ли ждал хитрец богатырь, ничто не нарушало таежную тишину.

Юный алып еще раз огляделся по сторонам и, не обнаружив следов возвращения неведомого хозяина, снова трижды обошел вокруг дворца и только после этого решился стронуть с места серую глыбу.

Он попробовал толкнуть ее рукой, камень не шелохнулся; он надавил плечом, но гранит оставался на месте. Тогда он всем телом навалился на скалу, и она медленно сдвинулась с места, открыв доступ к резной золотой двери.

Немного выждав, Хан-Мирген осторожно открыл ее и от изумления замер на пороге. Прямо перед ним стоял приготовленный для богатого пиршества золотой стол, и казалось, что щедрый хозяин и шумная ватага гостей вот-вот займут свои места. Все стояло нетронутым, словно угощения были только что расставлены рукой радушной хозяйки.

Но во дворце никого не было.

«Надо торопиться, — решил обеспокоенный Хан-Мирген, присаживаясь к краю золотого стола. — А если вдруг нагрянут хозяева, что скажут они, увидав непрошеного гостя?»

Но в ту минуту, когда он уже готов был пригубить чашу с айраном 1 1 Айран — кисломолочный напиток. , шелковый белоснежный полог, отделявший заднюю часть дворца, шелохнулся, тронутый дуновением внезапно набежавшего ветерка. И взору пораженного Хан-Миргена предстала золотая кровать, на которой покоилось, закованное в красный гранит, бездыханное тело спящей девушки.

Дрожа от страха и нетерпения, хитрец богатырь, еле слышно переступая ногами, стал приближаться к золотому ложу.

В низком поклоне Хан-Мирген склонился над прекрасной девушкой и, осторожно коснувшись ее неподвижной руки, почувствовал холод окаменевшего тела.

«Каменный остановившийся взгляд, каменная улыбка, каменное безмолвие. Что может быть страшнее этого?» — подумал он и решил бежать из таинственного дворца, как вдруг увидел начертанные на красном граните слова:

«Всякий живущий в подлунном мире, под широким небесным сводом, помни и знай: здесь покоится тело невесты гордого алыпа Хулатая, краше которой не знал и никогда не узнает белый свет. Каждый, кто вздумает нарушить ее вечный покой и каменный сон, будет жестоко наказан — его ожидает смерть! А я, не ведающий страха сын могущественного Албыгана, Хулатай, отправляюсь в дальний путь, чтобы отыскать волшебную силу, которая вернет ей жизнь! Хоть небо высоко, а земля тверда — я вернусь с победой!»

— Эк-кей, — нарушил безмолвие шестиглавого дворца встревоженный Хан-Мирген. — Я направил копыта своего коня по следу счастья, и путь мой лежал к щедрой земле великого Ак-Хана, откуда доносится скрежет мечей и треск ломающихся богатырских пик. Зачем спешить навстречу беде? А если в равном бою дрогнет моя рука и я, лишившись последних сил, с позором выпаду из седла и передо мной откроются ворота в подземный мир вечного холода? Нет, любимец тайных жизненных троп Хан-Мирген, попробуем еще раз перехитрить судьбу! Пусть в богатырской схватке тешит свое сердце непокорный Хулатай! Вот и сейчас, наверно, он на своем могучем скакуне сотрясает поле брани воинственным кличем! Пусть простодушный гордец обнажает свой остроконечный меч, пусть золотой шишак его шлема сверкает среди поверженных вражеских тел и копыта его взмыленного коня поднимают до небесного дна облака черной пыли! Увлеченный кровавой сечей, он не видит дальше настороженно торчащих ушей своего скакуна и не слышит ничего, кроме эха собственного громоподобного голоса. Ну что ж! Каждому свое! Мир хитер и непонятен, подобно дикой лошади, которая норовит сбросить с себя седока. Не мешкай, Хан-Мирген, пользуйся случаем. Скрытой тропой увези невесту Хулатая, уговори единственную сестру, любимую Алып-Хан-Хыс, и она волшебными чарами оживит каменную красавицу. И тогда ты сделаешь ее своей женой.

С этими словами юный алып навьючил бездыханное тело на спину светло-рыжего коня и направился в путь.

Быстро ли, медленно ли ехал он, но неласково встречала незваного пришельца затаившаяся тайга. Разлапистые ветви вековых елей преграждали дорогу, а густой зеленотравый ковер скрывал от глаз всадника почти незаметные лесные тропы.

А когда копыта взмыленного скакуна гулко застучали по знакомой земле родного края, изумленный народ лукавым и задиристым смехом встретил богатыря, ехавшего со столь странной поклажей.

— Глядите, — кричали ему вслед те, кто посмелее, — наш хитрец перехитрил самого себя! Бахвалился, что добудет в бою лунноликую красавицу, а сам приволок красную глыбу! Уж не на каменную ли свадьбу собираешься ты приглашать званых гостей? И не каменные ли дары ожидаешь на свадебный пир? Смотри, смельчак Хан-Мирген, сколько обломков гранита валяется кругом! Не прихватишь ли с собой на всякий случай еще и лысую макушку горы? Не надорвись в пути и не подавись за столом!

Угрюмо потупился богатырь, не обращая внимания на крик разноголосой толпы. Он спешил к своей юрте, где на пороге ждала его прекрасная Алып-Хан-Хыс.

— Что привез ты, брат мой? — удивленно спросила Алып-Хан-Хыс. — Почему так тяжело ступает твой богатырский скакун? В каком удалом бою пленил ты эту красную скалу?

— Она будет моею женой, — ответил Хан-Мирген, внося в юрту окаменевшее тело юной красавицы. — Смотри, сестра, как хороша ее каменная улыбка, застывшая в безмятежном каменном сне. Стоит тебе трижды взмахнуть своим волшебным платком и трижды ударить жалом волшебного кнута, и она оживет, обретет дар речи, и в наше жилище войдет доброе счастье.

Ничего не ответила брату Алып-Хан-Хыс и, лишь дочитав до конца надпись, начертанную на красном камне, тяжело вздохнув, тихо сказала:

— Ты вор, Хан-Мирген! Ты украл чужую невесту! Ты недостоин называться храбрым алыпом! Ты опозорил наш славный род, и теперь мы с тобой, как потухшие угли одного костра, не будем дарить тепло друг другу. Опомнись пока не поздно, потерявший голову Хан-Мирген! Иначе сбудется страшная клятва гордого Хулатая, и тебя ожидает бесславная смерть!