Гудрун Паузеванг - Большая книга о разбойнике Грабше

Скоро пожар потушили, и только дымок поднимался над кучей золы. Пожарные сворачивали шланги. Вдруг к подвальному окошку склонилось лицо в пожарной каске — симпатичное мужское лицо.

— Вы не узнаете меня, господин Грабш? — спросил пожарный. — Помните, летом в лесу вы спасли мне жизнь, а я потом починил ваше радио.

— А, это ты! — поразился Грабш.

— Честно признаюсь, мне так жаль, что вас поймали, — сказал пожарный. — Вы заслуживаете лучшего, чем собачья жизнь тут в подвале. Со мной вы обращались очень хорошо. А как поживает ваша уважаемая супруга?

— Плохо, — вздохнул Грабш. — Осталась в лесу одна с того дня, как меня замели. Может быть, уже умерла. От голода. Или холода.

— Боже мой! — ужаснулся пожарный. — Кто-то должен о ней позаботиться! Я схожу проведать ее прямо сегодня. Прямо сейчас. Но как дойти до пещеры? Я страшно опасаюсь болот!

Грабш оживился и очень заволновался. Он кивнул пожарному, жестом подозвал его поближе и зашептал:

— Они в это время промерзают насквозь. Можешь спокойно идти, не провалишься. Только не говори никому. Заходишь в лес, идешь прямо, у большого дуба — направо. Как перейдешь болото — позови ее. Если жива, она отзовется. И ты поймешь, где пещера. И скажи ей, что я думаю о ней почти все время. Передай ей, что я скоро приду. Передай еще…

Но пожарный уже отошел от окна. Его команда собралась, пожарная машина сигналила, пожарный вскочил в нее, помахал на прощание и уехал. А как только машина вернулась в гараж, он побежал домой, снял форму, отмылся от сажи, сложил полный рюкзак съестного, надел самую теплую куртку, зимние сапоги и толстую шерстяную шапку и отправился в лес.

Три часа он шагал по сугробам, по заснеженному черничнику, мимо большого дуба и наконец заскользил по льду на болоте. Перебравшись на ту сторону, он оказался в густых зарослях ежевики, где на колючках застряли пучки волос из бороды Грабша. Не успел он подать голос, как услышал, что кто-то жалобно стонет.

— Госпожа Грабш? — позвал пожарный. — Это вы? Я иду к вам! Вы только не бойтесь, я тот пожарный из болота, помните, прошлым летом?

Ему пришлось повозиться, пока он нашел лаз в зарослях ежевики. А оттуда уже виднелся вход в пещеру, он вошел и оказался в полутьме. Горела одна-единственная свеча. На куче листьев, бледная, с ввалившимися щеками и растрепанными волосами, лежала Олли и корчилась от боли.

— Что это у вас происходит, госпожа Грабш? — спросил пожарный. — Живот болит?

— Я рожаю, — прокряхтела она, — но ребенок никак не вылезает.

— Это мы мигом, — решительно сказал он, скинул рюкзак, снял куртку и засучил рукава.

— А разве вы знаете, что надо делать? — слабым голосом поинтересовалась Олли.

— Настоящий пожарный готов помочь в любом положении, — сказал он. — И потом я вырос на ферме. И всегда смотрел, как наши коровы телились.

И он принялся за работу.

— Ваш уважаемый супруг передавал вам привет, — сообщил он. — Раз-два, взяли! Головка уже снаружи. Головастый!

— Бедный Ромуальд, — заплакала Олли. — Как он там? Ему хватает еды? Он не мерзнет?

— Не мерзнет. А что еда не такая вкусная, как полагается, он и не замечает. Он ведь думает все время о вас. Опля, а вот и ручки — а на них и пальчики!

— А полицейские его не замучили? — стонала Олли.

— Это ему все нипочем, — уверил пожарный. — Такой великан все выдержит. Он скоро сам к вам придет, так и просил передать. Фокус-покус-филипокус: а вот и наша малышка! У вас девочка. И какая красавица!

Он поднял крошечного, розового младенца за ножки и покачал его у Олли перед глазами. Потом дал ему шлепка, и ребенок заорал, пока весь не покраснел. Пожарный перевязал пуповину зеленой шерстяной ниткой и передал ребенка в объятия Олли.

— Уши как у него, — счастливо прошептала она.

— Теперь помывка, — скомандовал пожарный, нагреб в котел снега и развел под ним огонь. Когда согрелась вода, он искупал ребенка в ведре.

И снова пошел за снегом. Несколько раз он нагребал снега в котел и подбрасывал поленьев в огонь, потому что горячей воды нужно было много: сначала помылась Олли, потом сам пожарный, а потом он приготовил чай для себя и для Олли и распаковал гостинцы. Олли не могла отвести от них взгляда, а потом набросилась на хлеб, колбасу и сыр.

— Потому что мои припасы закончились, — объяснила она с набитым ртом.

Все трое так устали, что глаза у них стали слипаться. Олли с ребенком зарылась в листвяную постель, а пожарный уронил голову прямо на стол, на бутерброд с колбасой, и заснул сидя. Проснулся он, когда на улице сияло полуденное солнце. Олли с малышкой спали. Он надел куртку, закинул рюкзак за спину и выбежал из пещеры. К его лбу пристал ломтик салями. А шерстяную шапку он забыл на столе.

Пожарный вернулся в город в разгар карнавала. По улицам проходило праздничное шествие. Собрался весь Чихенау: кто участвовал сам, кто глазел и кричал «карнавалу — ура!». Приехал народ из Чихендорфа и Чихау-Озерного. В центре города было не протолкнуться. Пожарный с трудом пробился к подвальному окошку полиции. Но Грабш уже разглядел ноги пожарного среди множества ног прохожих и подзывал друга радостным свистом.

— Я все время стою жду тебя, — сообщил он и потряс оконную решетку. — Как она там? Живая?

— Конечно, жива-здорова, — ответил пожарный, приседая на корточки перед окошком. — Супруга у вас очень стойкая. Мое вам почтение.

— Ах ты моя Олли, — шмыгнул носом Ромуальд и насухо вытер глаза и нос бородой. — Если бы я только мог к ней попасть!

— Сейчас вы должны попасть к ней, — зашептал пожарный. — Вы ей очень нужны. Именно сейчас необходимы. Вам обязательно надо как можно скорее пойти к ней! Сегодня удобный случай. В толпе вас не сразу заметят. К тому же вся полиция ушла на праздник, кроме часового у вас за дверью. А он довольно худенький юноша. С ним вы легко расправитесь.

— Но дверь-то моя заперта на замок и на задвижку, — вздохнул Грабш. — У меня не хватит сил ее выбить. Откуда у меня взяться силам? Я тут на хлебе и на воде.

— Это дело поправимо, — решил пожарный и побежал через дорогу на ярмарку. Там он купил у разносчика двенадцать крупных пончиков с джемом. И тут на площадь вышла карнавальная процессия с тамтамами, трещотками, хлопушками и бубенчиками. Духовой оркестр, возглавлявший шествие, внезапно преградил путь пожарному, и он уронил один пончик в тромбон. Но и одиннадцать пончиков здорово подкрепили силы разбойника. Пожарный расплющивал их и по одному просовывал между прутьев решетки.