Автор Неизвестен - Про Ивана Хвата, русского солдата

Ох, Иван наш и испужался! Заорал он благим матом, глаза открывает — вот так так! — а старуха-то на нём верхом сидит да душит его что было силы. Шкура же козлиная, на коей Ванька валялся, руки-ноги ему туго спеленала и держит жертву свою, не пущает…

Вот так незадача! Да неужто смертушка Ванина настала? Да неужто русский солдат ведьме проклятой подставился? Быть же такого не могёт — не тот солдаты народ!

Набрал ояренный Ванюха харчков полон рот да как плюнет карге подлявой прямо в её морду. Не ожидала она, видать, такого нахальства, горло солдатово отпустила машинально и стала утираться. А тому только того и надо: повыпростал он руки свои с перенатугою из козлиной шкуры и уже ведьму за горло — хвать! Так сильно сдавил злыдне выю, что у той глаза даже повыпучились, и язычище наружу вывалился.

Подмял Иван старуху коварную телом своим неслабым, отдышался малёхи да и говорит:

— А ну, отвечай, старая кочерыжка — за каким таким лядом я тебе понадобился? Говори быстро, а то придушу как крысу!

— Ой-яёнечки-яё! Солдатик ты мой дорогой, — ведьма в руках двужильных засипела, — Скажу как на духу, как есть: в козла хотела я тебя превратить да съесть. Ой, пусти меня, солдат, помилосердствуй!

— Ах, ты ж подлая мразь! — воскликнул воин бравый в негодовании, — Так ты ещё и колдовать! Получай же у меня!.

Собрал он остатние свои силы и хотел злодейку сию уже придушить, да туточки лучик солнечный из-за лесу высверкнулся. Чпых! — и наваждение всё вдруг пропало: ни избухи там как не бывало, ни хищной этой карги. Утро ведь наступило. Видит Иван — сидит он верхом на коряге замшелой и сук турпехлый руками давит, а не ведьмину дряблую шею.

Подхватывается он тогда на ноги очумело, кругом озирается, ничего не понимая, а потом всё ж мысль его осеняет: ё-то моё, да никак это морока на меня нашла? Да точно же, как иначе! Ну и лес! Надо, смекает, поскорее отсель выбираться, покуда с ума ещё тут не сверзился…

Кинулся он по тропке былой вперёд и по ту пору по ней шёл, пока не выбрался, наконец, на торную дорогу. Через время недолгое дошагал он, наконец, до деревни и зашёл в крайний домик. А там старик со старухою жили одни-одинёшеньки. Попросил у них Иван чего-нибудь пошамать, говорит, я вам отработаю, за мною дело не станет… А у тех и есть нечего: в избе-то нищо́ — нету ничо. Хлеба лишь краюшка да пара луковиц для нуждающегося пехотинца нашлися. Ну, он и этим чуток насытился, известно ведь: солдат на лихо привычный, а на излишество отвычный. Были бы хлеб да вода — да и не беда!

Побалакал он малость со стариками, и завалился, недолго думая, спать, а то после ночных этих приключений чувствовал он себя неважно.

Просыпается через времечко известное, глядит — вечер уже на дворе. Смотрит, а старики заметно похмурнели. Ступай, говорят, солдатик, отселева, а то неровён час, нагрянет какая напасть: нам-то деться некуда, а ты ведь в своей власти… Интересно Ивану это стало, начал он их расспрашивать, и оказалось, что леший из колдовского леса каждую ночь на деревню захаживает и берёт себе, чего хочет. Сегодня, добавляют, ихняя пришла опять очередь…

О, это мне подходяще, восклицает тогда солдат — я-де за вас с гостеньком погутарю! Выходит он во двор и обсматривает всю округу; нашёл за плетнём камней груду, развёл костёр и один камень в нём раскалил чуть не докрасна, а потом водою его полил холодной. Он и лопнул. Приложил Ванька расколотого камня края вплотную, в избу вернулся и достал из походного своего ранца мешочек с порохом да жменю пуль свинцовых. Порох он посередь двора на землю высыпал, пули в левый карман положил, а в правый несколько орехов засунул, кои в ранце его завалялися.

Закурил он трубку и стал лешего поджидать…

Только полночь настала, как гость незваный к ним и пожаловал. Свистнул он в ночи пронзительно и в двери пудовым кулаком застучал: отворяйте, дескать, ворота, я по избе буду шукать! А у стариков в избе коза была от татя спрятана; вот она заблеяла, а леший захохотал: слышу, мол, слышу, будет чем мне поживиться!

Ванька тогда к дверям — шасть, их распахивает да наружу выскакивает. Смотрит — мама ро́дная! — пред ним образина стоит огромная, в две с гаком сажени ростом, мохнатый весь и собою грозный. Ощерил лешак пасть, и видит Ваня в лунном сиянии, что у него клыки, как у медведя, изо рта торчат, и глаза огнём прямо полыхают.

«Не, не наш, не белосветный это лешак, — думает Ваня, — видать, что навный!»

— Ты кто такой, а? — басом нечистый загромыхал, солдата удивлённо оглядывая.

— Я-то? Иван, — служивый отвечает.

— Какой такой ещё Иван? Вас, Иванов, что грибов поганых… Фамилия у тебя какая?

— Я Иван Хват, русский солдат! — не тихо Ванюха гаркнул, — Всякие я виды видывал: и в воде тонул, и полыхал в пламени, а медные трубы меня так достали, что век бы их не слыхал!

— Это ты что ли по лесу моему намедни хаживал?

— Я.

— Ты атамана моего Кряку дубинкою ухайдакал?

— Опять я.

— Ты с водяным Заводилой состязание учинил, и спор у него выиграл?

— Снова я.

— Ты бабку Заманиху чуть было не задавил?

— Кто ж как не я!.

Удивился нечистый, солдатову стать презрительно оценил и говорит:

— И откуда у тебя сила такая? По виду ты не богатырь явно…

— Хм, — Иван усмехается, — Вол вон тоже силён, да на нём пашут и боронят. А моя сила иная — она мозговая. Я ить, бывает, творю, что не под силу и богатырю…

— Ого! — поразился леший непритворно, — И чего такого великого ты поделать-то могёшь? Побить в голове своей вошек?

— Я што ли? — почал Ваня по двору похаживать не спеша, — А вот весь твой лес могу спалить до самого до тла!

— Как это? — невдомёк лешаку стало.

— А вот так! — перевернул трубку наш вояка, на порох искорки посыпая.

Как шандарахнул там взрыв немалый! Ажно лесовик в сторону шарахнулся.

— Да никак у тебя трубка волшебная? — испуганно он восклицает.

— Ага, — спокойно отвечает Ванька, — она самая.

Достал он из правого кармана орехов пару и принялся их грызть, а скорлупки выплёвывать. Интересно верзиле тут сделалось. Попросил он и себе пару орехов, а солдат ему: не под силу тебе разгрызть-то их будет, зубы лишь обломаешь себе с натуги. Тот же пристал как репей: дай, мол, да дай орешков мне пару. Ну, Иван и дал ему пулю из кармана обратного. Тот стал пулю грызть с азартом, да зуб себе и сломал.

— Ух, ты! — удивился громила лохматый, — А ты и впрямь-то силач! Давай-ка с тобою поборемся, я тебя испытаю.

— Хэ! — усмехнулся наш плут, — Да куда тебе со мною бороться — я враз же тебя сомну!

— Ну, тогда давай камни поднимать. Кто больший камень из нас поднимет — тот и сильней!

— Не-а, — качает головой служивый, — Я любой камень кулаком могу расшибить, чего там их ещё поднимать. Да вот, гляди-ка — эвона!