Владислав Крапивин - Чоки-чок, или Рыцарь Прозрачного Кота

У д о с т о в е р е н и е

Настоящим удостоверяется,

что предъявитель сего

Пурген Аграфенович

ЛЮДОЕДОВ

назначен на должность л ю д о е д а

в Лиловом лесу

со всеми вытекающими отсюда правами

и обязанностями.

Внизу стояла неразборчивая подпись и фиолетовая печать с черепом и скрещенными под ним вилкой и столовым ножом.

Леша сквозь страх понял одно: надо изо всех сил тянуть время. Тогда, глядишь, и отыщется какое-нибудь спасение.

– Кто это вас назначил? – спросил он. Старался говорить строго, но получилось жалобно.

– Как кто? – удивился Пурген Аграфенович. – Я сам и назначил!

– Так не полагается! Если каждый сам себя будет назначать, что получится?

– Не знаю, не знаю. На других должностях, возможно, и не так, а людоеды всегда назначают себя сами.

Леша не придумал, что возразить. Да людоед, кажется, и не собирался слушать возражения. Он подошел к котлу, встал на лесенку, с гулом отвалил чугунную крышку на шарнирах. Прямо над котлом с потолка нависала водопроводная труба. Людоедов открутил кран, и толстая струя с шумом ударила в котел. Людоедов стоял на железной ступеньке, морщился от брызг и смотрел, как котел наполняется.

Ни спорить, ни просить о пощаде при таком шуме не имело смысла.

«Никто и не узнает, где я сгинул», – горько подумал Леша. И понял, как он любит маму, Дашу и папу. И Ыхало, и Лунчика и тень-Филарета. И Бочкина, и Лилипута, и зайца Прошу. И даже великана Гаврилу. Эх, был бы Гаврила здесь, он бы показал этому Пургену!

Но никого не было. Оставалось надеяться на собственные силы. А откуда их взять-то?

И тогда Леша представил, что Даша рядом. И что она обмирает от ужаса. От этого Лешин страх начал убавляться. Леша снова оглянулся…

Если бы не людоед, здесь было бы даже интересно. Вон сколько разных музейных экспонатов. Как хорошо было бы помахать вон той тонкой шпагой или пощелкать курком короткого двухствольного мушкета – по размерам он как раз для Леши. И висит низко…

Наверно, Пурген Аграфенович коллекционировал старое оружие. Так же, как Евсей Федотыч – пробки…

Пробки… Китайская пробка… Чоки-чок… Какие-то спасительные мысли начали вертеться у Леши, но тут вода перестала шуметь, и Людоедов спустился с лесенки.

Он оглянулся на Лешу. Опять виновато вздохнул: ничего, мол, не поделаешь. Взял коробок со спичками. Заглянул под котел. И Леша разглядел, что там газовый баллон с горелкой.

Людоедов покрутил у баллона вентиль, чиркнул спичкой. Газ по-змеиному зашипел и вспыхнул синим широким огнем. Людоедов потер ладони.

– Ну-с, все в порядке. Будет бульон… Не очень ты, конечно, упитанный, скорее наоборот. И скипидаром от тебя попахивает. Но ничего не поделаешь, хочется кушать.

– Не надо, пожалуйста, – хныкнул Леша и начал тереть глаза. Наполовину понарошку.

– Ну вот, начинается, – заворчал Пурген Аграфенович. – Каждый раз одно и то же: «Не хочу, не надо…» Конечно, я понимаю, что тебе не очень приятно. А мне-то что прикажешь делать? Умирать с голоду?

– Но неужели вы не понимаете, как это отвратительно – быть людоедом?! – всхлипнул Леша.

– Почему же отвратительно? У каждого свое предназначение. Если у меня такая фамилия, кем я, по-твоему, еще мог сделаться?

– Извините, но вы говорите глупости! – отчаянно возразил Леша. – При чем туг фамилия? Выходит, по-вашему, Пушкин должен был сделаться артиллеристом? А художник Репин выращивать репу в огороде? А Редькин – редьку?

– Ну, не знаю, не знаю. Это их дело. А у меня профессия наследственная. Папа тоже был людоед. И дедушка по отцовской линии. Тут уж я ничего не могу поделать…

– И вам не стыдно есть живых людей?!

– Ну что ты выдумываешь! Большой мальчик, а городишь такую чушь! Разве я собираюсь есть тебя живьем? Сваришься, и тогда уж… – Людоедов опять облизнул губы, и рот у него вдруг растянулся, как у громадной лягушки. – Давай-ка, голубчик, полезай в котел. Пора.

– Не… – промямлил Леша.

– Никаких «не», – повысил голос Людоедов. – Если станешь капризничать, я запихаю тебя туда силой, это будет гораздо неприятнее.

Леша оглянулся на котел.

– Вода, наверно, еще холодная…

– Вовсе не холодная. Уже нагрелась до комнатной температуры.

– Не нагрелась. Я простужусь. А бульон из простуженного невкусный…

– Не успеешь ты простудиться, – заверил его людоед. – Вода греется быстро. Лезь скорее. А то потом опять заупрямишься, скажешь: горячая. А если окажешься в котле сейчас, привыкнешь к постепенному нагреванию и сам не заметишь, как сваришься. Ничего страшного…

Но Леша ежился и переступал, как перед холодным купаньем. Тогда Людоедов приказал самым строгим голосом:

– Раздевайся и марш в котел немедленно!

Леше чего раздеваться-то? Вздыхая и шмыгая носом, снял он сандалии.

– Поживее, пожалуйста, – сказал Пурген Аграфенович.

Леша двумя пальцами взялся за трусики.

– Их… тоже, что ли?

– Ну разумеется, – отозвался Людоедов со сдержанным раздражением. – Зачем же мне бульон с трусиками? Были бы зеленые, тогда еще туда-сюда, сошли бы за капусту. А тут морковного цвета! Я морковку с детства ненавижу всей душой… Поторапливайся.

– Не…

– Опять «не». Теперь-то в чем дело?

– Ну как вы не понимаете, – жалобно выговорил Леша. – Я же стесняюсь…

Людоедов неловко захихикал, заворчал:

– Ну вот, что за глупости… Какие могут быть между нами церемонии? Мы же с тобой все равно что самые близкие родственники. Скоро ты окажешься у меня в животе, и мы превратимся в одно целое.

Леша с отвращением глянул на волосатое пузо людоеда и сказал решительно:

– Не знаю, как там в животе, а пока мне очень неловко. Вы уж будьте добры, отвернитесь. Или зажмурьтесь.

– Ну что за предрассудки… Ну ладно, если тебе так хочется… – Людоедов закрыл глаза ладонями и повернулся к Леше спиной. – Только не возись. Как окажешься в котле, крикни…

Но Леша, разумеется, и не думал забираться в котел. Он прыгнул к стене и схватил с крюка мушкет с двумя короткими стволами.

У папиного знакомого дяди Сережи было охотничье ружье, и он показывал Леше, как с ним обращаться. И сейчас Леша умело взвел два тугих курка. И направил стволы на людоеда.

Услышав щелчки. Пурген Аграфенович подскочил и оглянулся. И открыл растянувшийся рот. Несколько секунд испуганно мигал, а потом засмеялся. Сначала нерешительно, а затем от души:

– Ай-яй-яй… Ой, не могу… Ой, какой ты лихой разбойник! Только ружье-то не заряжено!

Леше нечего было терять. С отчаянной надеждой на чудо Леша прошептал:

Не очень-то удачные были стихи. И к тому же в них ни слова о порохе. Но все же Леша храбро сказал: