Мари-Катрин д’Онуа - Кабинет фей

— О! Вы судите, — сказал наш опечаленный мещанин, — с точки зрения провинциального дворянина, ставящего идею великодушия превыше идеи хлеба насущного. Но повторюсь: если я не встречу особу, равную мне по положению, так что обед будет за мой счет, а ужин — за ее, то любовь сделает меня банкротом.

Столь откровенное признание изумило всех. Дандинардьер же смеялся как сумасшедший, хлопал в ладоши, подпрыгивая в кровати, чему обе прекрасные барышни дивились от души.

— Вы радуетесь, — предположила баронесса, — что у вас такой тонкий вкус?

— Э-э! Вовсе нет, госпожа, — ответил он, — но если галантный человек знает, как устроен свет, он защищен от блуждающих огоньков, что поднимаются от смрадных испарений земли. Вы должны понимать, насколько точно это сравнение.

— Если б мы не понимали, — воскликнула Виржиния, — это означало бы, что мы глупы.

— Значит, я глуп, — заметил приор, — ибо открыто заявляю, что никогда не слыхал ничего бестолковее.

— Вы так говорил; от злобы или от зависти, — возразила Мартонида. — Как тут не понять, что под блуждающими огоньками подразумеваются безрассудные устремления сердца, которые поднимаются в среднюю область головы подобно тому, как настоящие огоньки поднимаются в воздух, и что все это говорит об исключительном уме господина Дандинардьера?

— Да, ум, — подхватила Виржиния, — но ум его подлунен, ибо сияет ярче звезд.

Бедный барон де Сен-Тома с великим трудом сносил бредовый разговор, в коем живейшее участие принимали его дочери. Он пожимал плечами и поглядывал на виконта и приора с мрачным видом, так что ясно было, как мучительно ему видеть этих троих, по которым явно плакал сумасшедший дом.

Приору к тому времени порядком наскучило слушать эти вульгарные речи, поэтому он обратился к нашему мещанину:

— Я было задумал предложить вам руку самой очаровательной особы на свете, но с вами все слишком сложно. Разве что король Сиама позаботится прислать вам свою монаршую сестру или Великий Могол [341]— одну из дочерей, иначе не видать нам счастия плясать на вашей свадьбе.

— Скажу не шутя, господин приор, — молвил Дандинардьер, — что по происхождению и доблестям вполне могу рассчитывать на лучшие партии во Франции. Однако, при всей моей утонченности, готов с удовольствием выслушать и ваши предложения, впрочем, скорее из чистого человеколюбия.

— Прошу вспомнить, однако, — перебила их Виржиния, — что всякий разговор отменяется, пока не будет прочитана сказка, о которой я имела честь вам сообщить.

— В качестве епитимьи за то, что позволил себе заговорить на посторонние темы, — сказал приор, — предлагаю ее наконец послушать.

Все затихли, приглашая приора начинать. Виржиния передала ему бумажный свиток, исписанный мелко-мелко, ибо автором была дама, и он тотчас приступил к чтению.

ила-была принцесса, у которой от блеска прошлых дней только и осталось что балдахин да тарелка — первый из бархата, расшитого жемчугом, вторая из золота, украшенного алмазами. Она берегла их как зеницу ока, однако крайняя бедность вынуждала ее иногда отрывать то жемчужину, то алмаз или изумруд и тайно продавать их, чтобы прокормить семью. Была она вдовой, имела трех юных очаровательных дочерей и знала, что если воспитает их в величии и пышности, подобающих их положению, то в будущем они лишь острее почувствуют выпавшие на их долю невзгоды. Потому она решила продать то немногое, что у нее оставалось, уехать с дочерьми далеко-далеко и устроиться в маленьком сельском доме, где они смогут жить по своим небольшим средствам. Однако на дороге, что вела через весьма небезопасный лес, ее ограбили, и не осталось у нее почти ничего. Это последнее несчастье опечалило бедную принцессу больше всего предыдущего. Она понимала, что придется зарабатывать на пропитание, иначе неминуема голодная смерть. Когда-то она любила хороший стол и умела готовить вкуснейшие соусы. Она всегда держала при себе маленькую позолоченную кухонную утварь, на которую приезжали посмотреть даже из дальних стран. То, что раньше было для нее развлечением, стало теперь средством к существованию. Она обосновалась неподалеку от большого города в красивом домике, где и принялась готовить восхитительные рагу. В этом краю люди любили вкусно поесть, и народ к принцессе так валом и повалил. Только и разговоров было, что об искусной поварихе, и работы было так много, что она едва успевала отдохнуть. Меж тем дочери ее росли, и молва растрезвонила бы об их красоте не меньше, чем о соусах принцессы, не спрячь она их в комнате, из которой они весьма редко выходили.

Однажды, в такой прелестный денек, какие редко в году выдаются, зашла к принцессе одна старушка, очень усталая с виду. Она опиралась на палку, сама сгорбленная, все лицо в морщинах.

— Я пришла, — сказала она, — чтобы вы мне приготовили вкусный обед, ибо, перед тем как уйти в мир иной, я хочу насладиться пребыванием в этом.

Она взяла соломенный стул, уселась поближе к огню и велела принцессе поторапливаться. Увидела принцесса, что одной ей не справиться, и позвала на помощь дочерей: старшую — Медновласку, среднюю — Темновласку и младшую — Златовласку; так мать называла их — по цвету волос. Они были одеты в крестьянские платья, в разноцветные корсеты и юбки. Младшая была самой красивой и доброй. Мать велела одной принести голубей из вольера, другой забить цыплят, а третьей испечь пирог. Мгновение — и они уже поставили перед старушкой чистый прибор: белейшую салфетку, глазурованную глиняную посуду, которую несколько раз меняли во время трапезы. Подали доброго вина, к нему принесли лед, и самые изящные ручки на свете все подливали и подливали в бокал; а добрая старушка знай себе ела с хорошим аппетитом, и премного, а пила еще больше. От вина она стала словоохотлива и наговорила много такого, что принцесса, слушавшая с неподдельным интересом, нашла очень мудрым.

Трапеза завершилась так же душевно, как и началась. Встав из-за стола, старушка сказала:

— Голубушка, будь у меня деньги, я заплатила бы вам, но я давно уже разорилась; мне так нужно было найти вас, чтобы вкусно поесть; но могу пообещать лишь прислать к вам посетителей поудачливей меня.

Принцесса заулыбалась и учтиво ответила:

— Не переживайте, матушка, мне неплохо платят за мои старания.

— Мы с радостью поухаживали за вами, — молвила Златовласка, — а если пожелаете остаться на ужин, то будем вдвое расторопнее.

— Ах! — воскликнула старушка. — Какое счастье родиться с таким великодушным сердцем! Не думайте, что ваша доброта не будет вознаграждена. Будьте уверены, — продолжала она, — первое желание, которое вы загадаете, не вспомнив обо мне, будет исполнено.