Мари-Катрин д’Онуа - Кабинет фей

Сказано — сделано: но стоило им только сойти с корабля, как на берегу столпилось множество людей, привлеченных великолепным видом новоприбывшего судна, красотой превосходившего даже то, которое аргонавты построили для поисков Золотого руна [349].

Дивная краса детей со звездами во лбу очаровала всех, и о них тотчас доложили королю; тот, не поверив, сам поспешил на просторный балкон, выходивший прямо на море. Он увидел, как принцы Солнышко и Милон, взяв принцессу на руки, спустили ее на землю, затем вывели коней, чья богатая сбруя была под стать остальной роскоши. Солнышко вскочил на черного как смоль, Счастливец — на серого, конь Милона был белоснежным, а у принцессы — ее верный буланый. Король залюбовался четверкой всадников, скакавших так гордо, что никто не мог даже близко к ним подойти.

Принцы, заслышав, как люди говорят: «Смотрите, вон король», — взглянули вверх и, увидев его во всем блеске, тотчас отвесили низкий поклон и чинно прошествовали мимо, не отводя от него взора. Король тоже смотрел на них — красота принцессы поразила его так же, как и пригожесть юных принцев. Он велел своему обер-шталмейстеру предложить гостям королевское покровительство и позаботиться о них — ведь в этом краю они, вероятно, чужестранцы. Наши же путешественники, с почтением и признательностью приняв оказанную честь, попросили дать им лишь дом, где они поселились бы все вместе, и хорошо бы он находился в нескольких лье от города, ибо они любили прогулки. Тотчас обер-шталмейстер распорядился приготовить для них один из лучших домов, где они удобно расположились со всем своим скарбом.

Короля так восхитили четверо юных путешественников, что он немедля явился в покои своей матери-королевы и рассказал ей о дивных звездах, что сияли у них во лбу. Та сперва застыла в изумлении, а затем с притворным равнодушием поинтересовалась, сколько им может быть лет. Король ответил, что пятнадцать, а может быть, и шестнадцать. Она ничем не выдала своей тревоги, но ужасно испугалась: выходило, что Фальшь предала ее. Тем временем король, широко шагая взад-вперед, все твердил:

— Счастлив же, должно быть, отец, у которого столь блестящие сыновья и такая красивая дочь! Я же, несчастный правитель, — отец трех щенков. Ничего не скажешь — прекрасные наследники! Будущее моей короны весьма многообещающе.

С каждым его словом росла тревога королевы-матери. Сверкающие во лбу звезды и возраст незнакомцев до того напоминали ей принцев с их сестрой, что теперь она была почти уверена в предательстве Фальши, все больше убеждаясь, что та не убила королевских детей, а, наоборот, спасла. Однако, овладев собою, она ничем не выдала смятения и в тот день даже не отправила никого разузнать о них побольше. Зато на следующее утро королева-мать велела своему секретарю пойти к ним и, якобы исполняя приказ короля о благоустройстве их дома, рассмотреть как следует эти самые звезды, горевшие во лбу у юных странников.

Секретарь незамедлительно отправился выполнять поручение. Он застал принцессу за утренним туалетом. В те времена торговцы еще не продавали краску для волос на каждом углу, и поэтому светлое оставалось светлым, а темное ничем нельзя было осветлить. Посланник королевы увидел, как принцессе расчесывают распущенные волосы, ниспадавшие до пола золотыми локонами. Вокруг стояло несколько корзин, чтобы не растерять падавшие драгоценные камни. Звезда во лбу сверкала так, что больно смотреть, а золотая цепочка на шее была столь же поразительной, как и алмазы, падавшие прямо в корзины. Секретарь не верил глазам своим, когда принцесса выбрала самую большую жемчужину и попросила его сохранить ее как памятный дар: а это была та самая жемчужина, которая теперь является достоянием испанских монархов и известна под названием Перегрина [350], что значит «Паломница», ибо досталась от путешественницы.

Секретарь поприветствовал троих принцев, побеседовав с ними и разузнав все что нужно, и откланялся, смущенный столь великой щедростью. Вернувшись во дворец, он доложил обо всем королеве-матери, и та еще больше утвердилась в своих подозрениях. Секретарь сказал ей, что у Милона звезды не было, но драгоценные камни падали с его волос, как и у его братьев, и что, по его мнению, он самый красивый из них; а явились они все из далеких краев, откуда отец и мать отпустили их ненадолго, дабы увидели они чужеземные страны. Королева, теперь немного сбитая с толку, уж начала подумывать, что это вовсе не дети короля.

Так металась она между страхом и надеждой, а король, весьма любивший охоту, тем временем как-то проезжал мимо дома наших юных путешественников. Обер-шталмейстер, сопровождавший его, указал, где по его приказанию устроили Звездочку и ее братьев.

— Королева не хотела, чтобы я навестил их, — молвил король, — она боится, что в их краях свирепствует чума и кабы они заразу к нам не привезли.

— Эта юная незнакомка, — сказал первый шталмейстер, — и вправду очень опасна. Но я, Ваше Величество, боялся бы скорее очарования ее глаз, чем какой бы то ни было заразы.

— Поистине, — ответил король, — я с вами согласен.

И он уже было подстегнул коня, как вдруг услышал из распахнутых окон просторной гостиной музыку и пение; нежная мелодия была так сладка, что он спешился и пошел к дверям.

Принцев же шум и лошадиное ржание заставили выглянуть из окна. Увидев короля, они почтительно поклонились и с радушным видом поспешили навстречу; братья в знак покорности обняли его колени, а принцесса целовала ему руки; все словно бы признавали в нем родного отца. Король, взволнованный и растроганный, приласкал их, но не мог понять, отчего сам так расчувствовался. Он попросил их непременно явиться во дворец, где с радостью представит новых друзей королеве-матери; они же, поблагодарив за такую честь, заверили, что дело лишь за готовностью их одежд и экипажей, и вскоре они обязательно приедут к нему на поклон.

Король же после охоты прислал им половину добычи, а другую половину отвез матери.

— Как! — воскликнула она. — Ваша добыча столь скудна? Обычно вы убиваете в три раза больше дичи.

— Верно, — ответил король, — но я отдал часть прекрасным чужестранцам. Я чувствую к ним столь необычайную привязанность, что сам немало удивлен. Если бы вы так не боялись заразы, я бы давно уже распорядился поселить их во дворце.

Королева-мать, сильно разозлившись, осыпала его обвинениями в недостаточном почтении и упреками в опасном легкомыслии.

Едва король ушел, она послала за Фальшью и уединилась с нею в своих покоях. Там она схватила фрейлину одной рукой за волосы, а другой поднесла к ее горлу кинжал.

— Несчастная, — прошипела она, — не знаю, какие остатки доброты мешают мне принести тебя в жертву моему праведному гневу. Ты предала меня. Ты не убила четверых младенцев, которых я отдала тебе, чтобы ты от них избавилась. Признайся же в своем преступлении, только так, быть может, я пощажу тебя.