Мари-Катрин д’Онуа - Кабинет фей

— А по мне, это не сулит ни худа, ни добра, — ответила ему супруга. — Я всецело поглощена мыслями о сыне, и в голове моей роятся приятные мечты. Да и что предосудительного в моем желании, чтобы сон сбылся? Ведь сына в нем наделили самыми завидными качествами. О боги, ниспошлите же мне это утешение!

Она горько разрыдалась, и король поспешил уверить ее в своей любви, все повторяя, что она всегда была для него самым дорогим существом на свете.

Несколько месяцев спустя королева почувствовала, как под сердцем бьется дитя. По всему королевству распорядились молиться за ее здравие, на алтарях приносили жертвы богам и просили их сохранить сие бесценное сокровище. Все соседние государства послали представителей, чтобы поздравить Его и Ее Величества. Все принцы, принцессы и послы съехались на роды. Для дорогого дитяти приготовили невиданное по красоте приданое, нашли превосходную кормилицу. Но радость внезапно сменилась всеобщей скорбью, когда вместо прекрасного принца на свет появился крохотный вепренок! От неожиданности гости хором испустили ужасный вопль, сильно напугавший королеву. Она спросила, что случилось, но ей не захотели говорить, боясь, что она умрет с горя. Напротив, ее успокоили, что родился прелестный малыш и остается только радоваться за него.

Тем временем король не находил себе места от отчаяния. Он приказал посадить вепренка в мешок и бросить в морскую пучину, чтобы навсегда забыть о столь неприятном происшествии. Но потом он сжалился над ним, подумав, что надо посоветоваться с королевой, и велел вепренка накормить, а сам до поры до времени решил избегать разговоров с женой, дав ей время оправиться и набраться сил, чтобы пережить сие великое разочарование. А королева каждый день просила принести ей сына, ее же успокаивали тем, что принц, дескать, еще слишком слаб и лучше его пока из колыбельки не вынимать.

Ну, а принц-вепренок ел за троих, как истинный кабан, которому очень хочется жить-поживать на свете; ему доставили трех кормилиц и трех нянек по английской моде [368], которые поили его испанским вином и ликерами, с младенческих лет прививая ему вкус к лучшим напиткам. Королеве не терпелось понянчить сыночка, и она сказала королю, что больше не может жить вдалеке от него и уже вполне оправилась, чтобы самой дойти до его комнаты. Король глубоко вздохнул и приказал принести наследника престола. Тот был завернут, как ребенок, в парчовые пеленки. Королева взяла его на руки и осторожно приподняла кружевную оборку, покрывающую кабанье рыльце. О боги! Не описать словами, сколь страшное смятение ее охватило. Казалось, она вот-вот лишится чувств. Не в силах говорить, она смотрела на короля глазами, полными тоски.

— Не печальтесь, дорогая моя супруга, — сказал он ей, — вы не виноваты в наших злоключениях. Знать, это выходка недоброй феи. Согласитесь же со мною и позвольте, я прикажу утопить злосчастного уродца.

— Ах, сударь, я не в силах позволить вам подобную жестокость — ведь это я родила бедного вепренка, и мне не чужды материнские чувства. Прошу вас, смилуйтесь, не будем желать ему зла, он получил сполна, родившись человеком в обличье вепря.

И так она тронула сердце короля своими горькими слезами и речами, что тот обещал исполнить ее просьбу. Посему дамы, воспитывавшие вепренка, до сих пор считавшие его жалким отверженным существом, пригодным разве что на корм рыбам, теперь стали куда лучше заботиться о нем. А надо сказать, что, несмотря на внешнее уродство, глаза его с самого рождения светились небывалым умом. Его приучили протягивать гостям копытце для поцелуя, наподобие того, как другие подают руку. Ему надевали браслеты с бриллиантами, и все движения его отличались царственной грациозностью.

Королева же, несмотря ни на что, любила сына; часто, взяв его на руки и качая, она молча любовалась им, не смея признаться в этом, дабы не прослыть сумасшедшей. Но подругам она говорила, что прелестный сыночек ее достоин самой нежной любви. Она украшала его миниатюрными розовыми бантиками из нонпарели [369], вставляла сережки в уши, водила его на детских помочах, учила держаться на задних копытцах. На него надевали башмачки и шелковые чулочки, завязанные на коленках, чтобы ножки казались длиннее. Если ему случалось недовольно захрюкать, его легонько стегали прутиком, — словом, всячески старались случить его от кабаньих манер.

Однажды, прогуливаясь с вепренком на руках в том же самом лесу, королева набрела на знакомое дерево, под которым когда-то задремала и где ей приснился сон. Она тотчас вспомнила о недавнем приключении:

— Так, значит, вот он каков, обещанный мне принц, красивый, статный и счастливый? О лживый сон, роковое виденье! О феи, чем я вас прогневала, что вы так посмеялись надо мной?

Она еще с досадой шептала упреки, как вдруг рядом с ней прямо из-под земли вырос могучий дуб, а из дуба вышла красивая дама, которая любезно промолвила:

— Не горюйте, великая королева, что у вас родился малыш-вепренок. Наступит час, когда он станет прекрасным.

Королева узнала в ней одну из трех фей, пролетавших над нею и одаривших ее сыном.

— Как мне поверить вам, сударыня, — ответила она. — Пусть мой сынок умен, и это благо, но кто же дерзнет полюбить такого уродца?

А фея вновь повторила:

— Не горюйте, великая королева, что родился малыш-вепренок. Наступит час, когда он станет прекрасным.

С этими словами она опять исчезла в дубе, и дерево ушло под землю, как будто и не было его никогда на этом месте.

Королева, немало удивленная новым лесным приключением, решила, что феи не оставят в беде его Звериное Высочество. Она поспешно вернулась во дворец, дабы обрадовать короля, но тот подумал, что все это она выдумала, дабы их сын не казался таким уж отвратительным.

— Вы как будто мне не верите, — обиделась королева, — однако нет ничего правдивее моего рассказа.

— Жаль, что нам приходится сносить насмешки фей, — вздохнул король. — Кто поручится, что они опять не вздумают изменить обличье нашего ребенка? Вдруг превратят его из кабана в кого-нибудь еще? Одна лишь мысль об этом наполняет мою душу унынием.

Королева в отчаянии удалилась: она-то надеялась, что обещания феи облегчат душевные муки короля. Но тот не хотел ничего слышать. Тогда она решила больше не напоминать ему о сыне и поручить богам заботу об утешении супруга.

Вепрь, как и положено всем детям, начал лепетать первые слова; и хотя речи его были пока еще бессвязны, королева с наслаждением вслушивалась в них, ловя каждое слово: ведь она так боялась, что сын вовсе не заговорит. Он очень вырос и часто ходил, как взрослый, на двух задних ногах, носил длинные кафтаны до пола, желая спрягать копыта, и черную бархатную шляпу с огромными полями, чтобы скрыть голову, уши и часть своего кабаньего рыла. Правда, у него отросли большущие клыки и на морде топорщилась колючая щетина, а гордый взгляд требовал полного повиновения. Ел он из золотого корытца, в котором всегда лежали изысканные кушанья: трюфели, желуди, сморчки, луговые травы. Его натирали благовониями и чистили до блеска. От природы достались ему блистательный ум и беспримерная отвага. За эти качества король полюбил вепренка. Он пригласил лучших учителей, чтобы те преподавали ему всевозможные науки. Ему плохо удавались танцевальные фигуры, зато пас-пье и менуэт [370], где нужны были легкость шага и быстрота движений, кабан танцевал чудесно. Из музыкальных инструментов предпочитал гитару и мило справлялся с флейтой, но избегал играть на лютне и теорбе [371]. Овладел он и верховой ездой, грациозно и легко управляя лошадью. На охоту выезжал ежедневно, причем вступал в схватку с самыми опасными и кровожадными хищниками, бесстрашно вгрызаясь в них острыми клыками. Учителя дивились живости его ума, так как с любой наукой он справлялся играючи. Однако, с горечью сознавая, что кабанье рыло делает его облик нелепым, он старался не показываться на людях.