Мари-Катрин д’Онуа - Кабинет фей

«Абрикотина меня не обманула, — сказал принц сам себе. — В этих краях запрещена даже мысль о мужчинах. Посмотрим, много ли они на этом потеряли».

Он вошел во дворец, на каждом шагу встречая вещи столь удивительные, что, стоило ему лишь взглянуть, как его одолевало неистовое желание унести их с собой; золото и бриллианты были не просто редкими по красоте, но еще и поражали мастерством отделки. Повсюду он видел молодых особ, нежных, невинных, смеющихся и красивых, как ясный день; он прошел через огромное количество просторных комнат: одни были наполнены прелестными китайскими шелками [42], чей аромат и причудливость цветов и рисунков доставляли бесконечное удовольствие. Стены других были из фарфора, столь тонкого, что при свете солнца они казались прозрачными; третьи — выточены из горных пород: янтаря, кораллов, лазури, сердолика, а комната принцессы целиком состояла из огромных зеркал, ибо такого очаровательного создания не могло быть слишком много.

Ее трон был выточен из цельной жемчужины, лежащей в глубине раковины; принцесса с комфортом на нем восседала; и слева, и справа он был обрамлен гирляндами рубинов и бриллиантов, но и это великолепие затмевала несравненная красота самой принцессы. Выглядела она совсем как ребенок, зато манеры отличались изысканным воспитанием, как у цветущих молодых дам. Ничто не могло сравниться с нежной живостью ее глаз: невозможно было найти в ней ни единого изъяна; она любезно улыбалась фрейлинам, которые в тот день нарядились нимфами, чтобы ее развлечь.

Не найдя Абрикотины, принцесса спросила, куда та подевалась. Нимфы ответили, что искали ее, но безрезультатно. Дух же, сгорая от нетерпения вступить в беседу, сказал голосом попугая (ибо в комнате их было много):

— Милая принцесса, Абрикотина скоро вернется; ее могли похитить, если бы не молодой принц, который ее спас.

Принцесса удивилась столь разумному ответу птицы.

— Вы очень милы, попугайчик, — отвечала она ему, — но, кажется, ошибаетесь; вот вернется Абрикотина — смотрите же, она вас отхлещет.

— Меня не отхлещут, — возразил Дух, все еще подражая попугаю. — Напротив, она расскажет вам о страстном желании этого незнакомца попасть к вам во дворец, дабы разрушить ложные представления, которые вы составили о всей мужской половине.

— Поистине, попугай, — воскликнула принцесса, — жаль, что вы не всегда такой милый, а то как нежно я бы вас полюбила.

— Ах! Если, чтобы вам понравиться, нужно всего лишь разговаривать, — ответил Дух, — что ж, буду болтать без умолку.

— Что ж такое, — продолжала принцесса, — да поклянитесь сперва, что этот попугай не колдун?

— Скорее влюбленный, — сказал он.

В этот миг вошла Абрикотина и бросилась в ноги своей прекрасной госпоже: она поведала ей о приключении и живо описала портрет принца с весьма выгодной стороны.

— Я ненавидела бы всех мужчин, — добавила она, — не встреть его. Ах, сударыня, как он очарователен! Во всем его виде и манерах есть нечто благородное и остроумное; и поскольку все им сказанное бесконечно меня радовало, то, думаю, я поступила правильно, что не привела его сюда.

Принцесса ничего не ответила, продолжив расспросы о принце: не знает ли Абрикотина, как его зовут, из каких он краев, кто по происхождению, откуда явился и куда направлялся — после чего погрузилась в глубокую задумчивость.

Дух за это время успел осмотреться и сказал тем же птичьим голоском:

— Абрикотина неблагодарна, сударыня. Этот несчастный странник умрет с горя, если не увидит вас.

— И что же, попугай? Пусть себе умирает, — вздохнула принцесса, — а тебе, глупой птице, которая смеет тут рассуждать как существо разумное, я запрещаю говорить мне об этом незнакомце.

Леандра обрадовало впечатление, оставленное у принцессы рассказом Абрикотины и речами попугая; он так любовался хозяйкой острова, что позабыл клятвы никогда уж больше не влюбляться: кокетка Блондина тут не могла идти ни в какое сравнение. «Возможно ли, — говорил он сам себе, — чтобы такое совершенство природы, такое чудо наших дней вечно оставалось на острове и ни один смертный не смел бы к ней приблизиться! Но, — продолжал он, — что мне за дело до других, если уж попасть сюда так повезло мне, если я вижу, слышу ее, восхищаюсь ею и уже без памяти люблю?»

Было поздно, принцесса прошла в зал из мрамора и порфира, где воздух приятно освежало множество бьющих фонтанов. Как только она вошла, заиграла благозвучная музыка и подали роскошный ужин. Вдоль стен располагались вольеры с редкими птицами, за которыми ухаживала Абрикотина.

За время своих странствий Леандр научился подражать птичьему пению, и он принялся посвистывать как те птицы, которых здесь не было. Принцесса послушала, огляделась с восхищением и, встав из-за стола, подошла поближе. Дух защебетал вполовину громче и звонче; подражая голосу кенара, он пропел стихи, вдруг пришедшие ему на ум:

Принцесса, удивленная еще больше, подозвала Абрикотину и спросила, не она ли научила петь кого-то из этих кенаров. Девушка ответила, что нет; однако, по ее мнению, кенары столь же сообразительны, как и попугаи. Представив, как Абрикотина дает уроки своему крылатому народцу, принцесса улыбнулась. Потом она вновь села за стол, чтобы завершить свой ужин.

Леандр устал с дороги и был изрядно голоден; он подошел к богато накрытому столу, от которого исходили такие соблазнительные ароматы. У принцессы был голубой кот [43], какие в те времена вошли в моду, и она очень его любила; одна из ее фрейлин взяла его на руки и сказала ей:

— Сударыня, Василек хочет поесть.

Тотчас его посадили за стол перед золотым блюдечком, а рядом лежала искусно сложенная салфетка; кот, в ошейнике из жемчуга и с золотым бубенчиком на шее, принялся за еду с видом Раминагробиса [44]. «Ого! Ого, — сказал Дух сам себе, — толстый голубой котяра, да он, должно быть, отродясь мышей не ловил и уж наверное не родовитей меня, а какова честь — есть вместе с моей прекрасной принцессой! Хотел бы я знать, любит ли он ее так же, как я, и справедливо ли, что я вкушаю лишь дым, тогда как он поедает лакомые кусочки!» Он осторожно снял голубого кота, сел в кресло и посадил его себе на колени; никто не видел Духа: да и как его увидеть? На нем была красная шапочка. Принцесса накладывала куропатку, перепелку, фазана на золотую тарелку Василька: куропатка, перепелка и фазан исчезали в мгновение ока; весь двор говорил: «Никогда еще голубой кот не ел с таким аппетитом». Среди угощений стояло превосходное рагу. Дух брал его, вложив вилку в кошачью лапу; случалось ему за нее и дернуть; Василек, не понимавший шуток, мяукал и пытался царапаться, раздраженный до крайности; тогда принцесса говорила: «Подайте же пирог или фрикасе бедному Васильку; видите, как он их просит!» Леандр тихонько посмеивался над таким забавным приключением, но у него, не привыкшего есть так обильно, ничем не запивая, пересохло горло; он подцепил кошачьей лапой большую дыню, которая немного утолила его жажду, и, когда ужин был почти закончен, стянул из буфета две бутыли изысканного нектара.