Мари-Катрин д’Онуа - Кабинет фей

Трижды взмахнула она Золотой Ветвью, и появились все, кого держал у себя злой волшебник; каждый тотчас же обрел истинное обличье и сразу нашел свою возлюбленную. Великодушная фея, желая ради такого праздника порадовать всех, отдала им содержимое комода, стоявшего в донжоне. Этот подарок в те времена был ценнее, чем десяток королевств. Нетрудно представить, как они остались довольны и благодарны. В завершение сего великого деяния Благосклона и Тразимен проявили щедрость, превосходящую все предшествующее, объявив, что дворец и сад Золотой Ветви отныне принадлежат королю Идеалу и королеве Брильянте и еще сотня королевств в придачу, и притом вместе с королями и подданными.

или король с королевой, которым для полного счастья не хватало только детей. Королева была уже немолода; она и не надеялась больше родить, как вдруг понесла и произвела на свет девочку, прекрасней которой нигде не сыскать. Королевский двор охватила небывалая радость. Каждый старался придумать для принцессы имя, столь же чудесное, как и она сама. Наконец ее назвали Любима. Королева приказала вырезать это имя на сердечке из бирюзы: Любима, дочь короля Счастливого острова [89], — и повесила его на шею принцессе, веря, что бирюза принесет ей счастье. Но не тут-то было: однажды кормилица повезла малышку на морскую прогулку, и тут неожиданно разразилась такая неистовая буря, что сойти на берег стало невозможно; а поскольку на столь маленьком кораблике плавать можно было только вдоль берега, то он сразу же разлетелся в щепки. Кормилица и все матросы погибли. Маленькую принцессу, которая спала в своей колыбельке, повлекло по волнам, и наконец море выбросило ее в краю весьма живописном, но почти пустынном, с тех пор, как там поселились людоед Сокрушилло и его жена Истязелла, — они поедали всех без разбору. Людоеды — страшные создания: стоит им лишь раз попробовать человечинки [90](так они называют людей), как ничего другого они есть уже почти не могут, а Истязелла неизменно находила способ заманить кого-нибудь, потому что наполовину была феей.

Она за целое лье учуяла маленькую несчастную принцессу и прибежала на берег, чтобы найти ее прежде мужа. Оба были изрядно прожорливы, а уж безобразней их и придумать нельзя — с единственным косым глазом на лбу, огромной как печное устье пастью, широким и плоским носом, длинными ослиными ушами, торчащими во все стороны космами и двумя горбами — спереди и сзади.

Однако, увидев в богато украшенной колыбельке завернутую в пеленку из золотой парчи Любиму, машущую ручонками, ее щечки, подобные белым и алым розам, и смеющиеся алые губки, слегка приоткрытые, как будто она улыбалась чудищу, Истязелла впервые в жизни почувствовала что-то вроде жалости и решила сперва выкормить малютку, а уж потом, раз так полагается, и съесть.

Она взяла ее на руки, взвалила колыбельку на спину и пошла в пещеру.

— Смотри-ка, Сокрушилло, — сказала она своему мужу, — я принесла человечину, жирненькую и нежненькую, но, клянусь головой, ты не получишь от нее ни кусочка; это прекрасная малышка, я хочу вырастить ее, мы выдадим ее замуж за нашего людоедика, и у них родятся очаровательные детишки — вот будет нам радость на старости лет.

— Ишь ты, — ответил Сокрушилло, — в тебе, как я погляжу, ума еще больше, чем жира. Дай-ка мне посмотреть на малютку: что-то уж больно она хороша.

— Попробуй только съешь ее, — сказала Истязелла, положив младенца в когтистые лапы мужа.

— Да я скорей умру с голода.

И Сокрушилло, Истязелла и их людоедушка принялись ласкать девочку совсем как люди, — вот уж поистине диво дивное.

Но при виде этих безобразных страшилищ бедное дитя, не находя сосок своей кормилицы, сморщило личико и запищало изо всех сил, так что эхо пошло по всей пещере Сокрушилло. Истязелла, испугавшись, что муж рассвирепеет, отнесла малютку в лес, за ней увязались и маленькие людоедики — всего их было шестеро, один другого уродливее. Как я уже говорила, она наполовину была феей; ее умение заключалось в том, чтобы взять волшебную палочку из слоновой кости да загадать желание. Итак, она взмахнула палочкой и сказала:

— Во имя царственной феи Друзио, я желаю, чтобы сей же час из наших лесов явилась самая красивая лань, нежная и кроткая; пусть оставит своего олененка и кормит это очаровательное создание, дарованное мне судьбой.

И в тот же миг появляется лань; людоедики радостно ее приветствуют. Она приближается и кормит малышку своим молоком; затем Истязелла относит дитя обратно в пещеру; лань бежит рядом, скачет и резвится: дитя любуется ею и гладит. Стоит девочке заплакать в своей колыбельке — лань готова накормить ее, а людоедики — укачать.

Так выросла королевская дочь, пока ее оплакивали днем и ночью; отец, считая ее погибшей в морской пучине, подумывал, кто же будет ему наследовать. Он завел об этом разговор с королевой; той же было все равно — раз ее ненаглядная Любима, к несчастью, уже пятнадцать лет как мертва, желать вновь увидеть ее — чистое безумие, а родить снова нечего и надеяться. Тогда король написал своему брату, чтобы тот выбрал среди его сыновей самого достойного и немедля прислал его. Послы, получив все необходимые указания, пустились в путь. А был он не близок, но крепки были корабли и ветер дул попутный, — так что вскоре они приплыли к брату короля, тоже владевшему большим королевством. Монарх принял их великолепно; а услышав просьбу отпустить с ними своего сына, чтобы тот наследовал его брату, и вовсе расплакался от радости, объявив, что пошлет того, кого сам бы сделал наследником; а был это второй его сын, равно прекрасный и знатностью и нравом, и все желаемые качества в нем доходили до истинного совершенства.

Тогда послали за принцем Любимом (так его звали); и хотя послам уже поведали о его достоинствах, они были поражены, увидев его. Ему было восемнадцать. Амур, нежный Амур был не так красив, но прелесть ничуть не умаляла воинственного благородства, так что весь облик его внушал нежность и уважение. Ему сообщили, что призывает его венценосный дядя и король-отец повелевает немедля отправиться в путь. Так он взошел на борт и поплыл в открытое море.