Мари-Катрин д’Онуа - Кабинет фей

— Прекрасный чужеземец, — сказала она ему, — ваши мучения заботят меня гораздо больше моих собственных.

Услышав это, принц был изумлен и смущен.

— Я понимаю то, что вы говорите, прекрасная принцесса, — ответил он, — ибо вы изъясняетесь на моем языке, и теперь я могу уповать, что и вы поймете: я больше страдаю из-за вас, нежели из-за себя, ибо вы мне дороже жизни, света и всего, что есть в природе.

— Не столь красиво скажу я, но так же честно. Я чувствую, что отдала бы все, чем владею, и свою пещеру на морском берегу, и всех своих барашков и ягнят, только бы видеть вас.

Принц, от всего сердца возблагодарив ее, стал молить рассказать ему, кто за столь короткое время научил ее всем выражениям и тонкостям языка, до сих пор ей не известного. Она же поведала ему о могуществе волшебной палочки, а он ей — об ее происхождении и их родстве. Принцесса пришла в совершеннейший восторг, а будучи весьма умной от природы, выражалась так складно и изящно, что привязанность принца возросла многократно. Нельзя было терять времени: пришла пора сбежать от злобных чудовищ и поискать защиты для невинного чувства. Они поклялись любить друг друга вечно и, как только смогут, соединить свои судьбы. Теперь же, сказала принцесса, надо дождаться, пока заснут Сокрушилло и Истязелла — тогда-то она и приведет их большого верблюда, на котором влюбленные отправятся, куда поведет их Небо.

Принц едва сдержал радость. Хотя впереди и подстерегали опасности, однако чарующие картины будущего отчасти затмевали печальное настоящее.

Наконец настала желанная ночь; принцесса отсыпала муки и своими белыми ручками вылепила пирог, в который вложила боб, затем, взяв волшебную палочку, сказала:

— О боб, маленький боб, во имя царственной феи Друзио, обрети дар речи до тех пор, пока не испечешься.

И положила пирог в теплую золу. Принц с нетерпением ждал ее в отвратительном углу, где спали людоедики.

— Уедем же отсюда, — шепнула она ему, — верблюда я привязала в лесу.

— Да ведут нас любовь и судьба, — тихо ответил юный принц, — идем же, моя Любима, на поиски счастливого и спокойного пристанища.

Светила луна, у принцессы в руках была палочка-выручалочка из слоновой кости. Они сели на верблюда и поехали куда глаза глядят.

Но Истязеллу мучили грустные мысли, и она все ворочалась, не в силах заснуть; вытянув руку, чтобы пощупать, легла ли принцесса в свою маленькую кроватку, и, не найдя ее, она вскричала громовым голосом:

— Да здесь ли ты, девчонка?

— Я здесь, у огня, — ответил боб.

— Спать не пора? — спросила Истязелла.

— Сейчас иду, — промолвил боб, — спокойной ночи [93].

Истязелла умолкла, чтоб не будить Сокрушилло; но через два часа она снова ощупала ложе Любимы и закричала:

— Как, негодница! Ты опять не спишь?

— Я греюсь, — ответил боб.

— Да чтоб тебя поджарило как следует в самом пекле, — проворчала людоедка.

— Там я и есть, — отозвался боб, — места жарче, чем здесь, не сыскать нигде.

И всякий раз, как она его спрашивала, боб отвечал очень находчиво. Но вот под утро Истязелла снова окликнула принцессу, а боб уже испекся и ничего не ответил. Тогда, встревожившись, она вскочила и, осмотревшись и не найдя ни принцессы, ни принца, ни палочки, издала такой вопль, что эхо пошло по лесам и долинам:

— Просыпайся, Сокрушилло, крепыш мой ненаглядный! Твою Истязеллу обманули — наша человечина сбежала.

Продрав единственный глаз, Сокрушилло прыгает по пещере, точно лев; он рычит, ревет, вопит, он от злобы весь кипит.

— А ну-ка в путь, — говорит он, — мои сапоги, ах вы мои семимильные [94], уж я мигом догоню и схвачу беглецов.

Он надевает сапоги, а в них каждый шаг равен семи милям. Увы! Как быстро нужно бежать, дабы уйти от такого преследователя! Не станем удивляться, что они двигались медленнее его, ведь прекрасная принцесса знала еще далеко не все, что может волшебная палочка, и вспоминала о ней только в крайней опасности.

Они преспокойно ехали, наслаждаясь беседою и не слыша погони, как вдруг принцесса заметила ужасного Сокрушилло.

— Принц, — воскликнула она, — мы пропали! Это жуткое чудовище настигает нас подобно буре!

— Что нам делать? — спросил принц. — Ах! Будь я один, я бы рискнул своей жизнью; но ведь опасности подвергается и ваша, моя драгоценная госпожа.

— Нам не на что надеяться, кроме волшебной палочки, — ответила Любима со слезами на глазах, — или придется готовиться к смерти. Во имя царственной феи Друзио, я желаю, чтобы наш верблюд превратился в пруд, принц — в лодку, а я в старую лодочницу, которая ею правит.

В тот же миг появились пруд, лодка и лодочница, и Сокрушилло как раз добежал до берега. Он закричал:

— Эй, старая! Не проходили ли мимо верблюд, юноша и девица?

Лодочница, плывшая в лодке по пруду, опустила очки на нос и знаками показала Сокрушилло, что те, кого он ищет, ушли лугом. Людоед поверил ей и повернул налево. Тогда принцесса трижды взмахнула палочкой, коснувшись ею пруда и лодки, — и вот они с принцем снова юны и прекрасны, как были; взгромоздились они на верблюда и повернули направо.

Поспешая в надежде встретить того, кто подсказал бы им путь к Счастливому острову, они питались фруктами и родниковой водой и спали под деревьями, рискуя стать добычей диких зверей. Однако у принцессы для защиты были лук и стрелы. Что им опасности, коль скоро они вырвались из пещеры и были вместе. С тех пор, как они стали понимать друг друга, из их уст так и сыпались самые изысканные комплименты; любовь — мастерица придавать красноречия. Но им не нужна была даже помощь Амура — столькими добродетелями наделила их природа.

Принцу не терпелось поскорее добраться и до своего отца, и до ее — ведь только с их согласия она обещала стать его женой. И хотите — верьте, хотите — нет, но, живя вместе с нею наедине в лесах, он держал себя столь почтительно и благонравно, что мог бы послужить образцом союза любви с добродетелью.

Сокрушилло же, обыскав все окрестные горы, леса и поля, вернулся в пещеру, к нетерпеливо ждавшей его Истязелле с людоедиками. Он притащил пятерых или шестерых человек, которых угораздило подвернуться ему под руку.

— А тех беглецов, ворюг, человечину эту, — вскричала Истязелла, — ты что же, сам съел, не оставив мне ни ручки, ни ножки?

— Не иначе как они улетели, — ответил Сокрушилло, — потому что мне встретилась только старушка, плывшая по пруду в лодке, хотя я, словно волк, рыскал повсюду.

— Что она сказала тебе? — жадно спросила Истязелла.

— Что они повернули налево, — сказал Сокрушилло.

— Клянусь своей головой, — воскликнула она, — тебя провели за нос! Это они и были. Беги назад, догоняй их, никакой им пощады!

Сокрушилло начистил семимильные сапоги и, словно обезумев, бросился на поиски; наши юные влюбленные заметили его, как раз когда выезжали из леса, в котором провели ночь.