Мари-Катрин д’Онуа - Кабинет фей

огда Люсиль закончила свой романс, Хуана с племянницами поблагодарили ее за доставленное удовольствие.

— Ваша утонченная душа проявляется во всем, — сказали они ей, — и даже легкую сказочку, саму по себе никчемную, вы бесконечно обогащаете.

— В самом деле, — подхватил дон Луис, — бывают такие блистательные умы, которые выводят все из тьмы на свет и превращают даже ничтожнейшую безделку в драгоценность.

Люсиль выдерживала все эти хвалебные речи столь же учтиво, сколь и скромно; но тут пришли доложить Хуане, что завтрак подан, и она предложила племяннику поесть вместе с пилигримами и выказать им радушие.

Как только дамы вышли из-за стола, дон Луис и пилигримы явились к ним, но Хуана, взяв Люсиль под руку, повела ее в свой кабинет. Там, снова обласкав девицу, она сказала ей, что по договоренности с племянником отправляется в одно из своих имений в окрестностях Севильи, что покидает ее с большим сожалением, однако после того, на что Люсиль решилась ради дона Луиса, ей остается лишь довершить свое счастье браком, и тогда честь ее не пострадает; в обществе же любимого супруга скуки одиночества не замечают. Люсиль невольно покраснела, услышав о столь скорой свадьбе. Она учтиво ответила донье Хуане, что впредь почтет за счастье во всем следовать ее указаниям, добавив, что отъезд Хуаны печалит ее, но, понимая, что той так будет спокойнее, она не смеет ее отговаривать. Тут вошли Исидора и Мелани — обе были весьма ласковы с Люсиль. И они о ней, и она о них уже слышали столько хорошего, что познакомиться и подружиться было для них одно и то же; они также дали ей понять, как грустно им уезжать.

— Мне весьма прискорбно, — сказала им Люсиль, — вносить в вашу жизнь столько треволнений; это из-за меня вы покидаете свой дом, а ведь мне так отрадно было бы с вами. Я никогда бы не отважилась оставить Севилью, если бы не надеялась на ваше общество, и вот теперь вы уезжаете без меня.

Эти нежные слова напомнили обеим сестрам о грозившей им жестокой разлуке с Понсе де Леоном и графом; подумав, как горько будет их вовсе не видеть, они вздохнули, и несколько слезинок скатилось по их щекам. Люсиль, растроганная таким знаком дружбы, кинулась им на шею и, крепко обнимая их, смешала свои вздохи с их вздохами и свои слезы с их слезами.

Пока они плачут да печалятся, дон Луис утешает Понсе де Леона и графа де Агиляра, рассказывая им об их же собственных делах. Они узнают, наконец, что Исидора любит не того, кто любит ее, и Мелани находится в подобном же заблуждении. Им остается надеяться, что время, настойчивость и здравый смысл произведут благоприятные изменения в сердцах их возлюбленных. Однако вскоре им грозит разлука. Ах! Как мучительно расставаться с пред-мегом любви, не будучи любимым! Дон Луис, понимая, в каком жестоком положении оказались его друзья, пытался их утешить:

— Не печальтесь, дорогие мои, я надеюсь, что мои сестры поймут, в чем их истинное благо, и хочу сегодня же предоставить вам возможность поговорить с ними, так как сдается мне, что донья Хуана уедет отсюда очень скоро.

— Мы очень надеемся на вашу помощь, — отвечали они, — судите же о нашей признательности по тому, как безмерно мы будем вам обязаны, ведь наше высшее благо в том, чтобы нас любили эти милые создания!

Донья Хуана тревожилась не столько о предстоящей поездке, сколько о том, как бы взять с собой своего дорогого музыканта, при этом ухитрившись не вызвать ничьих злых шуток. Она с нетерпением ждала, когда будет наконец расторгнут тот пресловутый брак, о котором ей рассказывал граф для отвода глаз, и когда она сможет заключить с ним свой собственный. После долгих размышлений нежная страсть наконец восторжествовала в ней над всеми доводами разума и долга. Он послала за графом, вошла с ним в свой, кабинет и, едва стало можно поговорить начистоту, сказала:

— Дон Эстеве, я покидаю этот дом, чтобы ехать в Андалусию, хотите ли вы последовать туда за мною?

— Я последую за вами всюду, сударыня, — воскликнул он, — я так счастлив, что вы мне это позволяете!

Он и вправду был счастлив отправиться в эту поездку с Мелани, а донья Хуана в ответ наговорила ему множество приятнейших слов. Он же, в надежде сопровождать в путешествии свою возлюбленную, так обрадовался, что не остался в долгу, тоже не скупясь на любезности, коими была очарована слушательница.

Так обстояли дела, когда под вечер донья Хуана отправилась в павильон. Рядом с гостиной, чьи окна выходили в парк, имелся небольшой кабинет, ключ от которого она носила при себе. Там было много книг и бумаг, и она хотела отобрать некоторые, чтобы взять с собой. Она заходила туда очень редко, потому-то дону Луису с сестрами не пришло в голову поостеречься — не подумав, что она может находиться поблизости, они явились туда же переговорить с Понсе де Леоном и графом де Агиляром. Дон Луис оставил сестер внизу.

— Пойду позову моих друзей, — сказал он им. — Если вы любите меня, если вы любите себя самих, сумейте распорядиться своим сердцем, не пренебрегайте такой прекрасной партией.

Донья Хуана, услышав этот разговор, достала ключ и заперлась в кабинете изнутри.

Как только ее племянницы вошли, Исидора сказала, взглянув в сторону леса:

— Вот, дорогая сестрица, место, роковое для нашего покоя, где мы впервые услышали этих любезных пилигримов. Могли ли мы подумать, что они взялись за эту роль, дабы увидеть нас?

— Ах, сестрица, — перебила ее Мелани, — уж как бы я была рада, когда б не запутались в выборе наши, да и их сердца тоже! Но что же мы скажем им? Признаемся ли в наших чувствах?

— Как решиться на такое, дорогая Мелани? — воскликнула Исидора. — Не довольно ли нам будет лишь услышать их признания? Не нарушаем ли мы и без того свой долг и не пятнаем ли честь, соглашаясь на подобное свидание? А наш брат, который привел нас на такое приключение, столь для нас новое, — не новичок ли он сам в правилах благопристойности?

— До того, как мы пришли сюда, — возразила ей Мелани, — ваши теперешние размышления были бы весьма уместны; но, знаете ли, сестрица, сейчас меня больше всего пугает, как бы наших чувств не раскрыла донья Хуана.

— У нее будут все основания злиться, — отвечала Исидора, — она ведь питает столь нежные чувства к графу, что даже заказала себе зеленый наряд, расшитый золотом, чтобы поразить нас им в первый же день [169].

— Это невозможно, — сказала Мелани, — вы слишком преувеличиваете ее чудачество, чтобы в такое можно было поверить.

— А я возражу вам, что это правда, — отвечала Исидора, — заметьте: ведь большинство дам не желают подбирать себе наряд сообразно возрасту, они надеются обмануть всех, надев розовую ленту; а по мне, так они обманывают только самих себя.