Т Габбе - По дорогам сказки

Ну, начнем. Дойдя до конца нашей истории, мы будем знать больше, чем теперь.

Так вот, жил-был на свете злой-презлой тролль, настоящий дьявол. Он всегда рад был причинить кому-нибудь неприятность. Однажды он был в особенно хорошем расположении духа: ему удалось смастерить такое зеркало, в котором все доброе и прекрасное уменьшалось до того, что его и разглядеть было невозможно, а все негодное и безобразное, напротив, бросалось в глаза и становилось еще хуже. Прекраснейшие леса и поля, отражаясь в этом зеркале, казались вареным шпинатом, а красивейшие из людей – отвратительными уродами: голова у них была там, где должны быть ноги, ноги – там, где голова, а туловища совсем не было. А если у кого-нибудь на щеке или на носу была веснушка или родинка, она расплывалась по всему лицу, так что лица и вовсе нельзя было узнать.

Это очень забавляло тролля, и он не мог нарадоваться своей выдумке.

Все ученики тролля – у него была своя школа – рассказывали о зеркале, словно о каком-то чуде.

– Вот теперь, – говорили они, – можно увидеть наконец весь мир и людей в настоящем свете.

И они принялись шнырять со своим зеркалом по всей земле. Скоро не осталось ни одной страны, где бы они не побывали, ни одного человека, на которого бы они не навели свое кривое зеркало. Напоследок захотелось им добраться до самого неба.

Все выше и выше, все ближе и ближе к солнцу летели они, и зеркало у них в руках кривилось и корчилось все больше и больше. И вдруг оно до того перекосилось, что вырвалось у них из рук и, рухнув на землю, разбилось вдребезги.

Но ничего хорошего из этого не получилось. Миллионы, биллионы, триллионы осколков натворили на земле еще больше бед, чем само зеркало.

Мельчайшие осколки, не крупнее песчинки или даже еще меньше, разлетелись по всему свету. Они попадали людям в глаза да так и оставались там. Но это бы еще ничего. Гораздо хуже было то, что человек с таким осколком в глазу начинал все видеть вверх ногами, шиворот-навыворот, вкривь и вкось, в хорошем видел плохое, а плохого не отличал от хорошего, потому что каждый осколок кривого зеркала так же искажает то, что в нем отражается, как и все зеркало. Иной раз осколок попадал человеку прямо в сердце, и это было страшнее всего: сердце превращалось от этого в кусок льда.

Были и осколки побольше, они вполне годились для очков. Но в этих очках люди видели не лучше, а хуже: ясное казалось в них мутным, а прямое – кривым.

Были совсем большие осколки – их даже можно было вставлять в оконные рамы. Но уж в эти окна не стоило смотреть на белый свет, на свою улицу, на добрых друзей: все равно ничего хорошего не увидишь!

Злой тролль от удовольствия потирал руки и хохотал до колик, словно его щекотали.

А по ветру носилось еще многое множество осколков разбитого зеркала.

Послушаем же, что случилось.

В большом городе, где столько домов, а в домах столько людей, что далеко не каждому удается отгородить себе даже самый маленький клочок земли для садика, и где поэтому большинство жителей довольствуется только комнатными цветами в горшках, жили двое детей.

Они были очень бедны, но все-таки у них был садик, правда, только чуточку побольше цветочного горшка.

Мальчик и девочка любили друг дружку, как брат и сестра, хотя они вовсе не были ни родные, ни двоюродные, а просто соседи.

Родители их жили бок о бок, на чердаках двух домов, которые стояли так близко, что крыши их почти сходились и окошко глядело в окошко. Под окнами, вдоль стен обоих домов, тянулся водосточный желоб, и стоило только перешагнуть с одного желоба на другой, как вы оказывались в гостях у соседей.

У каждой семьи было по большому деревянному ящику, в котором росли овощи и небольшие кусты роз. Весной и летом эти кусты покрывались чудесными цветами.

Однажды кому-то из старших пришло в голову поставить ящики поперек желобов, и вот словно две цветущие грядки протянулись из окон от одного дома к другому. Горох спускался из ящика зелеными гирляндами, розовые кусты заглядывали в окна и сплетались ветвями, а мальчик и девочка ходили друг к другу в гости по крыше и сидели на скамеечке под розами. И как же весело они здесь играли!

А зимою эти игры кончались. На крышу уже нельзя было выбраться. Окна замерзли. Но дети нагревали на печке медные монетки, прикладывали их к замерзшим стеклам, и сейчас же оттаивало чудесное крошечное окошко, круглое-круглое, а в окошечко смотрел чей-то смеющийся глазок. Это глядели, каждый в свое окошечко, мальчик и девочка: Кай и Герда.

Летом они могли одним прыжком очутиться в гостях друг у друга, а зимой надо было сначала спуститься во двор вниз по лестнице, на которой было много-много ступенек, и потом по другой лестнице подняться на столько же ступенек вверх.

А на дворе в это время дул ветер и кружились легкие снежинки.

– Это роятся белые пчелки, – говорила старая бабушка.

– А у них тоже есть королева? – спрашивал Кай. Он знал, что у настоящих пчел есть своя королева.

– А как же! – отвечала бабушка. – Только ее трудно разглядеть: она всегда в самой гуще снежного роя. Снежинки так и вьются вокруг нее, а она летает, пляшет, скользит, будто хочет спуститься на землю, но никогда не спускается. Покружится, покружится и улетит неизвестно куда на черном облаке. По ночам она часто пролетает по городским улицам и заглядывает в окна. Вот оттого-то стекла и покрываются ледяными узорами, словно цветами. Видели небось, какие цветы расцвели у нас нынче на окне?

– Да, да, видели, видели! – закричали дети наперебой и верили, что все это сущая правда.

– А Снежная королева не может войти сюда, к нам? – спросила однажды Герда.

– Пусть только попробует! – сказал Кай. – Я посажу ее на теплую печку, и она сразу растает.

Бабушка погладила его по голове и завела разговор о чем-то другом.

Вечером, перед самым сном, Кай захотел еще раз взглянуть на снежную улицу. Он вскарабкался на стул и приник лицом к маленькому «окошечку» в стекле – там, где лед немного оттаял.

За окном кружились белые снежинки. Одна снежинка упала на край цветочного ящика и на глазах у Кая стала быстро расти. Она росла, росла, и Кай вдруг увидел, что перед ним стоит ослепительная красавица. На голову и плечи ее было накинуто покрывало, сотканное из миллионов сверкающих снежинок. Вся одежда ее была из блестящего голубоватого льда. А глаза ее сияли, как звезды. До чего же она была хороша! Но каким холодным и тяжелым был ее взгляд!

Красавица кивнула Каю и поманила к себе.

Мальчик испугался.