Роберт Вайдло - Приключения в Кукарекии и на острове Сладкая Отрада

— Ну ладно, — пошла на попятный тетя Цирпа. — Не все ли равно, кто виноват? И все же вы должны поскорей придумать, как отсюда выбраться. Да именно вы, потому что вы мужчина!

— Ни нытье, ни разговоры, ни упреки или споры нам в несчастье не помогут, помешать же очень могут, — так складно ответил Тирр на тетины Цирпины разглагольствования — это значило, что он совершенно пришел в себя.

— А кто спорит? — пожала плечами тетя Цирпа. — Будьте так любезны, думайте не торопясь, только побыстрее.

— Поплывем? — предложил сержант Тирр.

— Додумался! — покачала головой тетя Цирпа. — Да ведь вы прекрасно знаете, что я не умею плавать. И я не хочу, чтобы меня опять долбанули по голове спасательным кругом.

Честно говоря, сержанту Тирру и самому не улыбалось плавать в настоящей воде, — это вам не речка Луллу. Такое купание губительно для уроженцев Страны Рисовании. Вымокшие человечки долго сохнут, а высохнув, могут оказаться смятыми, как стиральная доска. К тому же рыбка Барбус по наивности могла принять их за мошку, крошку или другой рыбий корм и сглотнуть не моргнув глазом.

— А мы попросим улитку доставить нас к краю аквариума, — нашел сержант Тирр другой выход.

— Я в жизни не ездила верхом на улитках, — запричитала тетя Цирпа.

— Утешайтесь тем, что ни одна улитка еще не побеждала на скоростных гонках, — успокоил ее Тирр. — Во всяком случае, не брякнетесь.

— Да уж, не брякнусь, — подтвердила тетя Цирпа, — брякнуться можно только на землю, а в воду шлепаются.

Улитка не только медленно ползала, но и медленно соображала. Сержант и тетя Цирпа кричали и махали ей руками, но она продолжала спокойно поедать водоросли, не понимая, чего от нее хотят. Голоса потерпевших катастрофу уже охрипли, руки опустились.

— Да что же вы, совсем глухая? — отчаявшись, выкрикнул сержант Тирр.

Улитка пошевелила рожками, не спеша повернулась в сторону кричавших и очень дружелюбно произнесла:

— Не глухая и давно вас слышу. Но я не думала, что вы ждете от меня ответа уже сегодня. — И она опять повернулась к вкусным водорослям.

— Ну знаете ли, будьте любезны, — не удержалась тетя Цирпа, но сержант Тирр властно остановил ее: какой смысл сердиться, если улитке недоступны такие понятия, как скорость, время, быстрота.

Улитка отщипнула очередной кусочек водоросли и задумалась, как ей удобнее добраться до потерпевших — по дну или по стене аквариума. Она, казалось, заснула в своей раковине, но вот опять шевельнула рожками и двинулась к стеклянной стене.

Пока она двигалась к сержанту Тирру и тете Цирпе, пока те взбирались на ее укрытую панцирем спину, времени прошло столько, что Пинн, Сири и дядюшка Крилло успели взобраться на край аквариума.

— Ах, как жаль, что у меня нет с собой фотоаппарата! — вскричал дядюшка Крилло, завидев тетю Цирпу на улитке. — Это был бы уникальный снимок: тетя Цирпа мчится на улитке!

— И я должна выслушивать ваши шуточки, — возмутилась тетя Цирпа, — шуточки, на которые способна только эта непутевая голова в возмутительной шляпе. Говорите что хотите, но мне теперь кажется, что улитка — самый надежный вид транспорта.

— Спасительницу не хочу обидеть, но эти… гонки лучше бы не видеть, — пробормотал сержант Тирр.

Когда все наши путешественники уже сидели на краю аквариума, сержант Тирр в последний раз махнул рукой, прощаясь с улиткой, вокруг которой уже кружила рыбка Барбус и осмелевшее семейство Гупи.

— Приезжайте снова, — пригласила улитка. — С вами так интересно!

И вот начался трудный путь домой — спуск по отвесной стене аквариума, по прямой металлической ноге-подставке на пол.

В цирке вы бывали во время представления — играет оркестр, сверкают разноцветные огни, акробаты кувыркаются под самым куполом, так что у публики сердце замирает, клоуны перешучиваются, так что у публики живот болит от смеха, выступают дрессированные звери, ведущий звучным голосом торжественно объявляет номера…

На Цирковом Материке теперь все было по-другому. Уже давным-давно здесь все сковала сонная тишина.

Никому не приходило в голову давать представления, потому что Цирковой Материк затерялся под кроватью Каарела: завалился в щель между стеной и ящиком с игрушками. Этак ни один зритель не отыщет… Клоун Брути от смеха совсем исхудал — больше ведь некому было смеяться его шуткам, а клоун Брути жить не мог без смеха, как другие без еды. Воздушные гимнасты накинули на плечи пальто и пристроились на корточках у радиаторов — без публики кувыркаться им было скучно, а без упражнений стали замерзать. Факир Кипа-Копа отпустил на свободу всех своих голубей, морских свинок, белых мышей и прочую живность, которая участвовала в его фокусах, иначе они бы совсем обезножели и обескрылели в своих потайных коробочках. С дрессированным ослом Дуральто и того хуже: на манеже он мог и сальто сделать, а вот без зрителей и аплодисментов до того обленился, что даже перестал ушами шевелить, и пауки свили между ними густую паутину в расчете на то, что в таком тихом месте мух будет больше всего. Лилипуты, и без того маленькие, от скуки совсем усохли. У домашней козы Забодайки, которая умела стукать копытом в такт музыке, борода с тоски вся поседела. Большие неповоротливые цирковые слоны так долго стояли на одном месте, что вросли в пол по колено. Оркестранты клевали носами на своем обитом красным бархатом балкончике — уже давно никто не взбадривал их взмахом дирижерской палочки. Весь обслуживающий персонал цирка в униформе с золотыми галунами играл меж собой в ладушки, потому что за долгое время ничегонеделания остальные игры забылись.

Всегда улыбчивый директор цирка товарищ Живчик сейчас сидел с удрученным видом у себя в кабинете и грустно оглаживал круглую лысину. Он очень переживал за своих артистов, которые буквально пропадали на глазах. За роскошные цирковые кулисы с каждым днем набивалось все больше пыли, и они становились все менее величественными. Уже давно никто не любовался ими.

Таково было положение Циркового Материка. Неудивительно поэтому, что громогласное «апчхи!» заставило вздрогнуть всех его обитателей.