Роберт Вайдло - Приключения в Кукарекии и на острове Сладкая Отрада

Так получилось, что на ракетодром Пинн поехал не один: когда он подошел к своей красной машине, возле нее уже стояла Сири.

— Я как раз собиралась подняться за тобой, — сказала Сири. (Пинн жил на втором этаже). — А ты сам спустился.

— Спустился, — коротко ответил Пинн, потому что ему было некогда и не было никакой охоты болтать попусту.

— Ой, ты же не знаешь, что я хочу тебе сказать, — затрещала Сири. — Ой, такое-претакое! — Она подняла брови и сложила губы трубочкой, как всегда, когда происходило что-нибудь захватывающее. — У меня к тебе большая просьба, Пинн. Я…

Пинн не знал, сколь срочно надо было лететь за дядюшкой Крилло, и чтобы сэкономить время, предложил Сири рассказать все в машине по дороге на ракетодром. Вернуться в город Сири могла на автобусе.

Вот что рассказала Сири.

У настоящих детей есть телевизор, который показывает интересные детские передачи. Кукарековские октябрята, у которых Сири была вожатой, попросили ее — нельзя ли и кукарековцам нарисовать такие телевизоры с веселыми детскими передачами?

— Телевизоры нарисовать можно, — рассудил Пинн. — Это нетрудно. Но что они будут показывать? Вот вопрос. Для этого должны быть те, кто будет делать передачи, а также место, где их делают.

Тем временем они приехали на ракетодром — гладкую площадку, огороженную желтым забором из гнутых труб. На ракетодроме, задрав кверху острые носы, стояли готовые к полету ракеты разной величины. Довольно большая ракета, только что приземлилась. Из нее один за другим выходили пассажиры и шли гуськом в красивые автобусы, что ждали у ворот. На бортах автобусов были нарисованы ракеты, потому что эти автобусы возили пассажиров из города на ракетодром и обратно.

На краю площадки выстроились мастерские со стеклянными крышами, словно гигантские теплицы. В верхнем углу страницы, возле главных ворот красовался вокзал для пассажиров, опоясанный широкими балконами. В правом нижнем углу высилась четырехэтажная стеклянная башня, на самом верху которой сержант Тирр командовал взлетом и посадкой.

Когда Пинн и Сири подошли к Тирру, он был весьма озабочен.

— К сожалению, я не могу разрешить тебе стартовать — этот полет может плохо кончиться, — обратился Тирр к Пинну, извиняясь. — С контрольной станции из Квартирляндии только что сообщили, что условия полета резко ухудшились. Выяснилось, что сегодня начались школьные каникулы, а Керсти не пошла на занятия кружка, так что дети дома.

Полет стал опасным, потому что они в любую минуту могли вбежать в свою комнату из гостиной.

— Надо подождать, пока они уйдут гулять. А до той поры я не имею права разрешить полет, который для тебя может стать последним. Поезжай в город. Я разыщу тебя, если что-то изменится.

Узнав, какое путешествие предстоит проделать Пинну, Сири всю обратную дорогу просилась в попутчицы.

— Я ужасно хочу научиться управлять ракетой, — призналась она. — Немножко я уже умею.

В конце концов она-таки уговорила Пинна.

А пока что они решили посетить профессора Мудрова, который всегда с удовольствием выручал кукарековских ребятишек. Пинн и Сири хотели посоветоваться с ним насчет телевизоров, а точнее, телепередач для детей.

Профессор Мудров никогда не отвечал с бухты-барахты. Вот и теперь он глубоко задумался. Его кустистые седые брови то нависали над глазами, то высоко подпрыгивали на лбу, отражая ход профессорской мысли, даже уши двигались от умственного напряжения, заставляя шевелиться очки в толстой оправе на его весьма солидном носу.

— Ко мне недавно приходили двое, — начал он, когда брови, уши и очки на носу успокоились, свидетельствуя о том, что мысль додумана до конца. — Вы их наверняка знаете: это снежногорский комендант в ушанке и мужчина в высоком черном цилиндре. Они были обеспокоены судьбой маленького тюлененка, который тоскует о цирке…

— Ну да, это наверняка тюлененок Тютя! — радостно перебила Сири.

Профессору не нравилось, когда его перебивали, и он сердито пошевелил ушами.

— Тютя так Тютя, — наконец продолжил он, — но не мешай мне.

Итак, у меня осталось впечатление, что эти двое хотят во что бы то ни стало отыскать цирк, который раньше был недалеко от Страны Рисовании, а потом пропал неизвестно куда. Если Цирковой Материк будет найден, почему бы не организовать оттуда телепередачи для Кукарекии? Как известно, цирк нравится всем детям без исключения.

Можно передавать для них цирковые представления хоть целые дни напролет. Не представляю, о чем детишкам больше и мечтать! Главное — отыскать цирк! И этот твой, как его, Тетя-Мотя будет там выступать, — повернулся профессор к Сири.

— Тютя, — шепотом поправила она профессора. Смеяться над «Тетей-Мотей» она не решилась.

Пинн и Сири очень обрадовались идее профессора и так сердечно благодарили его, что он растрогался и даже помахал им из окна.

— Представляешь, как это будет здорово! — Сири так и распирало от радости. — Дети смогут смотреть цирковые представления хоть каждый день. Разве не здорово? Мы должны найти Цирковой Материк. Правда, Пинн?

— Должны и найдем, — коротко ответил Пинн. Он был настолько уверен в успехе, что решил не откладывать рисование телевизоров. Поскольку ни дядюшки Крилло, ни сержанта Тирра не было в Кукарекии, а уж они-то наверняка взяли бы это на себя, Пинн и Сири прямо от профессора поехали через центр города в новый Дом торговли к тете Цирпе. Они хотели попросить ее как депутата, чтобы она немедленно сходила в Дом техники и предложила нарисовать телевизоры в каждом доме, где есть ребенок.

После обеда, когда Керсти и Каарел побежали гулять, неподалеку от Комнаты Кукол приземлилась стремительная трехместная ракета, на серебристых боках которой был проставлен порядковый номер и нарисована эмблема Кукарекии — петух с расписным хвостом.

К этому времени нога у дядюшки Крилло уже совсем поправилась, и он изнывал от бездействия.

Появление Пинна и Сири его сильно обрадовало, тем более что ракету, на которой он прилетел, вместе с мусором вымели в помойное ведро.

Дядюшка Крилло попросил пса-санитара по имени Гав передать доктору Меэрике сердечную благодарность. Дело в том, что доктор осматривала целлулоидного Буратино со странно помятым носом, и дядюшка не хотел мешать доктору в такой ответственный момент.