Роберт Вайдло - Приключения в Кукарекии и на острове Сладкая Отрада

Так распевал Тельняшкин, незаметно оглядываясь по сторонам. Вдруг ему показалось, что ветки ближних кустов как-то подозрительно шевелятся. Он быстро вскочил и бросился в кусты. Так вот кто за ним следил! Это были два скомороха из свиты правителя, которые теперь сделали вид, будто усердно ищут под ветками конфеты Душистый Горошек, хотя именно горошка здесь, в тени под кустами, почти совсем не было.

— Привет, — сказал Тельняшкин. — А что, здесь в кустах самые сладкие сласти, что вы тут ползаете?

— Да, самые сладкие, самые вкусные, — поспешно подтвердил один из скоморохов.

— К тому же мы должны… — начал было второй, очевидно молодой и неопытный, и тут же получил подзатыльник от первого.

Тельняшкин посокрушался, что не может составить им компанию, потому что получил задание измерить, сколько литров какао в минуту протекает под Большим Мармеладным Мостом.

Когда две коричневые горы — одна побольше, другая поменьше — проплывали под мостом вверх по течению — а это могли быть только Бегемотиха и Гиппо, Тельняшкин знаками объяснил, чтобы они плыли дальше, потому что здесь за ними следят, но что вообще-то он хочет с ними поговорить.

— Что ж, я не против того, чтобы Гиппо вам помог, — сказала Бегемотиха, когда все трое расположились в конфетных зарослях у шоколадной мельницы. Водопад какао гремел так, что вряд ли кто-нибудь мог их подслушать. — Но вы должны знать, что Шоко-Роко жестоко наказывает тех, кто едва только помыслит покинуть остров!

Да-а, этого от него можно было ожидать.

— За малейшее нарушение законов и обычаев острова Сладкая Отрада виновных ссылают на Сахарные Рудники, где они обречены есть сахар в принудительном порядке, — рассказывала Бегемотиха, и в ее больших добрых глазах закипали слезы. — А тех, кто хоть раз попытался бежать с острова, приговаривают к двум, трем, а то и четырем Судилищам-Морозилищам. Бедняги должны съесть невообразимое количество мороженого. От десяти до двадцати порций каждого сорта ! Один моряк настолько заледенел от съеденного мороженого, что его два дня пришлось держать на солнцепеке, пока не оттаял.

— Но потом он все-таки оттаял? — спросил Тельняшкин, догадавшись, что речь идет о том морском волке, который повстречался им на пути к острову.

— Да, и сбежал. Я на своей спине провезла его под Большим Мармеладным Мостом вниз по течению и дальше в море, где ему удалось пересесть на проходивший мимо корабль, который увидел сверху Буревестник.

— И Шоко-Роко ничего не узнал об этом?

— Нет. — И Бегемотиха нежно посмотрела на сына. — Я с утра послала Гиппо к Шоко-Роко с нижайшей просьбой, показать в своем конфетном лесу самые вкусные деревья. Такие просьбы всегда по душе Его Шоколадному Величеству, он выполняет их лично, ибо убежден в том, что поедание сладостей — единственное разумное и приятное занятие на свете, которое он, к тому же, изучил до тонкостей.

— А сами вы не пытались бежать?

На это Бегемотиха лишь тяжело вздохнула.

— Мы такие большие! Случись неудача — нам устроят такое Судилище-Морозилище, что мы не оттаем до скончания века.

Тельняшкин обрадовался, что Бегемотиха и Гиппо согласны им помочь, несмотря на опасность такого предприятия. Он поспешил поделиться новостью со своими друзьями.

— Но что делать с Бякой-Задавакой? — озабоченно нахмурилась доктор Меэрике (она не сомневалась, что свою лодку они отыщут обязательно). — Приехал-то он сюда с нами, стало быть, и уехать, наверно, захочет…

— Ни в коем случае, — решительно запротестовал пес-санитар по имени Гав. — Его не берем. Когда мы отчалим, мой бедный хвост опять вытянется и обвиснет, и он опять усядется на него.

— А я вообще не уверен, что Бяка-Задавака захочет отсюда уехать, — заявил Тельняшкин. — Но там видно будет. А теперь — отдыхать!

Доктор Меэрике и Гав расположились в Комнате Кукол. Тельняшкин отправился на берег к своему паруснику. Тот хоть и был без днища и не пока чине лея на воде, все-таки на нем была уютная каюта с удобной койкой.

Предстоящий побег настолько воодушевил Тельняшкина, что по дороге к паруснику он запел — правда, песня ничем не выдавала его планов и не могла навести на подозрение никаких соглядатаев и подслушивающих скоморохов.

Надо сказать, что и Бяка-Задавака немного устал от нескончаемого лакомства. Чтобы ненароком не обидеть своего благодетеля Шоко-Роко, он велел поставить свое золоченое кресло под деревом, где росли кисленькие леденцы «Барбарис», и стоило показаться правителю, как Бяка-Задавака широко разевал рот и заглатывал по две-три конфеты кряду.

Сегодня он с утра развалился в своем кресле, взор его покоился на морских просторах. До этого он бился над проблемой, как устроить, чтобы и глаза его ничего не делали и, наконец, нашел такой выход — глазеть на морскую гладь, где, по идее, ничего не должно происходить. Однако, совсем неожиданно, он увидел среди волн некий красный предмет, перемещавшийся вдоль берега, то скрывающийся в глубине, то вновь выныривающий на поверхность.

— Досточтимый Шоко-Роко, — обратился он к правителю острова, как раз совершавшему утренний моцион по дворцовому парку, — смею думать, что этот красный предмет вы запустили в море для моего удовольствия?

— Доброе утро, — приветствовал правитель гостя, хотя тому и в голову не пришло поздороваться. — Если вам так угодно, то да, я сделал это исключительно для вашего удовольствия. А для верности сейчас пошлю проверить, что там на самом деле болтается в волнах. Эй, кто там!..

И тут же два скомороха сорвались с места выполнять приказ.

Как только Гиппо в очередной раз вынырнул, один из скоморохов (тот, с ушами врастопырку, потому что на них держалась шляпа, которая была ему велика) закричал:

— Что ты там делаешь, Гиппо? Отвечай немедленно, это приказ правителя!

Гиппо вначале испугался, но тут же сообразил, что надо говорить.

— Я ищу красную раковину — точь-в-точь такую, как мои штаны. Если я их случайно порву, то смогу поставить заплатку, чтобы не получить взбучку от мамы.