Татьяна Александрова - Домовёнок Кузька

Кузька внимательно посмотрел на девочку и стал загибать пальцы:

– Кормленый я? Кормленый. Поеный? Поеный. В бане пареный? Пареный. Ну так слушай…

И тут в дверь постучали.

– Беги открывай! – прошептал Кузька. – Да никому про меня не сказывай.

– Дверь обить не желаете? – спросил незнакомый дяденька. – Чёрная клеёночка имеется и коричневого цвета. Да ты одна, что ли, дома, девочка? Спрашивать надо, спрашивать, когда дверь отпираешь, и чужим не открывать. Говоришь вам, говоришь, учишь вас, учишь, – ворчал дяденька, стучась в соседнюю дверь.

Наташа вернулась в кухню. Кузьки на подоконнике не было, коробки с пирожными тоже, только лапти сохли на батарее.

– Кузенька! – позвала Наташа.

– Ку-ку! – откликнулись из угла.

Там под раковиной был аккуратный белый шкафчик, куда ведро ставят для мусора. Из этого– то шкафчика и выглянула весёлая Кузькина мордочка.

– Ах вы, сени мои, сени! Сени новые мои! – вопил он, приплясывая, когда Наташа заглянула в шкафчик. – Добро пожаловать! Будьте как дома! Ну не чудо ли и не красота! Гляди, какой славный домик я себе отыскал! Как раз по росту. И олелюшечки уместились! И гости поместятся, если по одному будут приходить. А что внутри он белый, так мы его раскрасим. На этой стенке лето нарисуем, на той осень, здесь весну, бабочки летают. А дверь пусть остаётся белой, как зима. Место тихое, укромное, кто не надо – не заглянет.

– Заглянут, – вздохнула Наташа. – Сюда ведро помойное ставят.

– Глупости какие! – сказал Кузька, вылезая из шкафчика. – Изгваздать такую красоту! Ума нет.

– А куда ж мусор бросать?

– А вон куда! – И Кузька показал на окно.

Девочка не согласилась. Что ж это будет? Идёт по тротуару прохожий, а на него сверху очистки всякие падают, объедки, огрызки…

– Ну и что? – сказал Кузька. – Отряхнулся и пошёл себе дальше.

И тут в дверь опять постучали.

– Здравствуйте! Я ваша соседка, – сказала незнакомая женщина в переднике. – У вас не найдётся коробки спичек?

Наташа, загораживая дорогу в кухню, сказала, что спичек нет и никого нет.

– А почему дверь открываешь, не спрашивая? – улыбнулась соседка и ушла.

В кухне на батарее сох один лапоть. Кузька снова исчез.

– Кузенька! – позвала Наташа.

Никто не ответил. Она опять позвала. Откуда– то послышался шорох, тихий смех и приглушённый Кузькин голос:

– Идёт мимо кровати спать на полати.

Искала Наташа, искала – Кузька будто провалился.

Надоело ей искать.

– Кузенька, где ты?

Послышалось хихиканье, и неизвестно откуда ответили:

– Если я скажу «холодно», значит, там меня нету, а скажу «тепло», там я и есть.

Наташа вышла в коридор.

– Эх, морозище-мороз отморозил девке нос! – заорал невидимый Кузька.

Девочка вернулась в кухню.

– Мороз невелик, а стоять не велит!

Она заглянула в белый шкафчик под раковиной.

– Стужа да мороз, на печи мужик замёрз!

Наташа сделала шаг к газовой плите, и погода сразу улучшилась:

– Сосульки тают! Весна-красна, на чём пришла? На кнутике, на хомутике!

У плиты наступило лето. Открыв духовку, Наташа увидела на противне Кузьку, который вопил, не жалея голоса:

– Обожжёшься! Сгоришь! Удирай, пока не поздно!

– Это ты сгоришь! – сказала Наташа и стала объяснять про газовую плиту и про духовку.

Недослушав объяснений, Кузька вылетел наружу как ошпаренный, подобрал коробку с пирожными, надел лапоть и сердито пнул плиту.

– Вот беда, беда, огорчение! Я-то думал, это будет мой домик, тихонький, укромненький, никто не заглянет. А сам, страх подумать, в печи сидел! Ах ты, батюшки!

Наташа стала его утешать.

– Я твоей плиты не боюсь, зря не укусит, – махнул рукою Кузька. – Я огня боюсь.

Кузька сел на коробку с пирожными и пригорюнился:

– И лаптей жалко, и рубахи, а больше всего – своей головушки. Я ж молоденький, семь веков всего, восьмой пошёл…

– Семь лет, – поправила Наташа. – Как мне.

– У вас годами считают, – уточнил Кузька, – у нас – веками, в каждом веке сто лет. Вот моему дедушке сто веков с лишним. Не знаю, как ты, а мы с огнём не водимся. Играть он не умеет, шуток не любит. Кто-кто, а мы это знаем. Дедушка нам говорил: «Не играйте с огнём, не шутите с водой, ветру не верьте». А мы не послушались. Поиграли раз, на всю жизнь хватит.

– Кто поиграл?

– Мы поиграли. Сидим как-то у себя дома под печкой. Я сижу, Афонька, Адонька, Сюр, Вуколочка. И вдруг…

Но тут в дверь опять постучали.

Очень высокий, почти до потолка, молодой человек спросил Наташу:

– Где у вас телевизор?

Куртка на юноше блестела, молнии на куртке сверкали, рубашка в мелкий цветочек, а на ней значок с Чебурашкой.

– Ещё не приехал, – растерянно ответила Наташа, глядя на Чебурашку.

– Да ты одна, что ли? – спросил юноша. – А чего пускаешь в дом кого попало? Ну ладно, зайду ещё! Расти большая.

Девочка бегом вернулась в кухню. Там тихо и пусто. Позвала она, позвала – никто не откликнулся; поискала, поискала – никого не нашла. Заглянула в белый шкафчик под раковиной, в духовку – нет Кузьки. Может быть, он спрятался в комнатах?

Наташа обегала всю квартиру, обшарила все углы. Кузьки и след простыл. Напрасно она развязывала узлы, отодвигала ящики, открывала чемоданы, напрасно звала Кузьку самыми ласковыми именами – ни слуху ни духу, будто никогда никакого Кузьки и в помине не было. Только машины шумели за окном и дождь стучал в стёкла. Наташа вернулась в кухню, подошла к окну и заплакала.

И тут она услышала очень тихий вздох, чуть слышный стук и тихий-претихий голос.

– Вот беда, беда, огорчение! – вздыхал и разговаривал холодильник. Кто-то скрёбся в холодильнике, как мышка.

– Бедный, глупый Кузенька! – ахнула Наташа, кинулась к холодильнику, взялась за блестящую ручку.

Но тут в дверь не просто застучали, а забарабанили:

– Наташа! Открывай!

Наташа бросилась в коридор, но по дороге передумала: «Сначала выпущу Кузьку, он совсем замёрз».

– Что случилось?! Открывай сейчас же!! Наташа!!! – кричали в коридоре и ломились в дверь.

– Кто там? – спросила Наташа, поворачивая ключ.