Джессика Джордж - Солнце и луна, лед и снег

— Ты не дашь нам уйти, пока не разрушишь эти чары, да? — простонал волк. — Мы никогда не попадем домой!

— Почему ты уверен в моем поражении?

— Потому что это тролль. Ты не можешь сражаться с троллем. Я не могу сражаться с троллем. Никто не может сразиться в троллем и остаться в живых. — Он вздрогнул и отряхнулся. — Посмотри на резьбу по всему дворцу. Она рассказывает только о существах, убитых или порабощенных этим троллем.

— Ну, наверное, они не знали, с чем имеют дело. Но мы-то знаем, — обиженно возразила ласси.

Если Ролло не верит ей, то кто поверит?

— О-хо-хо, — протянул волк. — Затем сменил тему. — А что говорится в синей части?

— Ах да. — Ласси, нахмурясь, склонилась над вышивкой. — Она не такая внятная, как красная. Здесь говорится: «любить тебя всегда, скучать по тебе всегда», а затем что-то про «бежать днем и ночью, покинуть место солнца и луны, льда и снега». «Никогда не оглядывайся, никогда не забывай».

Ласси увлеклась разбором записанной на парке истории и не заметила, как пролетело время. В точности как при расшифровке колонн в большом зале, она проработала все время обеда и чаепития, корпя над знаками. Вконец раздосадованная путаницей синих и красных лент, она взяла маленькие швейные ножницы и аккуратно перекусила нитки, которыми синие ленты крепились к парке. Осторожно приподнимая высвобожденные участки синих лент, она без труда разобрала жуткое содержание красных.

— Здесь что-то странное, — сказала она Ролло. — Я не до конца понимаю. Что-то о том, чтобы поймать его без цепей, сделать его прекрасным и ужасным, тогда как прежде он был только прекрасным. Не могу сообразить.

От дверей раздалось ворчание. Ласси в испуге выронила парку и неуклюже вскочила. Ролло зарычал и вздыбил шерсть, но затем расслабился, увидев, кто пришел.

— С тобой все в порядке? — В дверях стоял на всех четырех лапах исбьорн.

— Да. Просто ты напугал меня, — пропищала ласси.

— Я стучал, — извиняющимся тоном произнес он. — Но ты не отвечала, и я заволновался.

— Ой, да, извини, я была… занята.

Она торопливо запихала парку обратно в шкаф. Белый медведь всегда чувствовал себя неуютно при любых разговорах о колдовстве, поэтому она не видела смысла рассказывать ему о последних открытиях.

— У меня для тебя кое-что есть. — Мощный рокочущий голос исбьорна звучал застенчиво.

— Что?

— Мне пришлось оставить это в гостиной. — Он развернулся. — Пожалуйста, пойдем посмотрим.

Она прошла за ним в гостиную, Ролло не отставал. Исбьорн подошел к маленькому столику у камина и сел. Длинным черным когтем он указал на тоненькую книжицу на столе.

Ласси подошла и взяла ее. На кожаной обложке виднелись еле заметные вмятины от зубов, оставленные исбьорном, пока он нес книжку во рту. В остальном это была самая обычная книжка, переплетенная в коричневую кожу без всяких надписей. Ласси открыла подарок, но листы внутри тоже оказались пустыми. Всего страниц было примерно десять.

— Дневник? — Она подумала, как это мило с его стороны, но довольно странно.

Медведь рассмеялся:

— Не совсем. Тебе лучше не записывать в нее секреты. У твоей родни есть такая же. Что ты напишешь, они увидят. Они напишут — увидишь ты.

Ласси уставилась на книжку, потом на исбьорна.

— Чудо какое! — Она положила книжку и обвила руками могучую шею медведя. — Спасибо тебе! Но откуда они узнают, как ею пользоваться? Как ты им ее доставил? Ты видел их? Как они?

Под градом ее вопросов исбьорн снова рассмеялся:

— Нет, сам я их не видел. Я послал к ним гонца с наказом. Они должны были получить книжку сегодня утром. — Он умолк, наморщив лоб. — В записке я строго-настрого запретил им рассказывать о ней кому бы то ни было. И ты не должна говорить никому из слуг. Тебе не полагается подобная вещь, но я… Мне не хотелось, чтобы ты слишком тосковала по дому.

— Понимаю. — Ласси снова обняла его. — Спасибо тебе, тысячу раз спасибо! — Она перенесла книжечку на письменный стол и достала перо и чернила. — Вот и напишу Хансу Петеру прямо сейчас!

— Я так и думал, — отозвался исбьорн, и в голосе его прозвучала печаль. — Я увижу тебя за ужином?

— Разумеется, — откликнулась она, сосредоточившись на книжке. — Как обычно.

Она не слышала, как он ушел.

«Дорогое мое семейство, — написала она в книжечке, — это я, пика. Надеюсь, все вы в добром здравии».

И тут она поняла, что не знает, о чем писать дальше. «Я живу во дворце изо льда»? «Каждую ночь в моей постели спит незнакомый мужчина»? «Мне прислуживают лакеи, но они не люди»? «Дворец построен троллем»? Все эти фразы тревожили и в то же время не отражали истинного положения дел.

Не зная, как поступить, ласси закрыла книжку и положила на нее правую ладонь. Сосчитала до десяти и снова открыла. Написанные слова исчезли. Она пролистала остальные страницы, но больше ничего не появилось.

— Ну, — сказала она Ролло, — и что теперь?

— Мне это не нравится, — припечатал волк. — Лишний кусок тролльской магии.

— Разумеется, это магия троллей, — огрызнулась девушка, — но если она позволит мне разговаривать с Хансом Петером, тогда я не… Ой!

На открытой странице перед ней возникло слово.

«Ласси?»

«Ханс Петер?» — быстро нацарапала она.

«Ты здорова?»

«Да! А ты? А папа? А остальные?»

Слова появлялись на странице так быстро, как брат успевал их писать.

«Очень хорошо! Аскель завалил исбьорна и продал шкуру королевскому меховщику в Христиании. Теперь король и слышать не желает о других охотниках. Аскель поставляет мясо к королевскому столу и меха для королевских одежд. Аскель с матерью живут в прекрасном доме в Христиании. И Эйнар с ними».

Ласси мрачно усмехнулась. Именно этого ее мать всегда и хотела.

«А ты? — написала она. — И папа?»

«Мы с отцом остались в хижине. Хотя ты бы ее не узнала. Крыша новая — подарок Аскеля. Но мы добавили еще комнату и новую обстановку благодаря папиной собственной удаче».

Ласси остановилась и прочитала написанное нетерпеливому Ролло. От последней части у нее захватило дух.

«Папиной удаче?»

«На следующий день после твоего отъезда в первом же срубленном им дереве оказался клад. Стальной сундук с золотыми монетами закопали рядом с деревом, когда оно было еще молоденьким побегом. Дерево оплело его корнями и скрывало, пока не пришел отец».

Ласси очень обрадовалась. Она понимала, что процветание исключительно благодаря Аскеладдену уязвляло отцовскую гордость. Теперь он мог похвастаться (хотя ни за что не стал бы) собственным богатством.

«Ой, я так рада», — написала она.

«Сама-то как?» — спросил Ханс Петер.