Сказки для маленьких. Часть 1 - от А до Н

- Ты понимаешь? - спросил хемуль.

Снусмумрик сжал трубку зубами и уставился на воду.

- Угу, - сказал он. И, немного погодя, добавил: - Мне думается, борта маленькой лодки нужно собирать внахлест.

- Да, - согласился хемуль. - Для маленьких лодок это гораздо лучше. И их нужно смолить, а не покрывать лаком. Я смолю лодку каждую весну, прежде чем отправляюсь в плавание. Вот только с парусом я не могу решить, какой лучше: белый или красный. Белый - это всегда хорошо, так сказать, классический цвет. Зато если подумать, красный парус - это смело. Что ты на это скажешь? Может, красный это слишком вызывающе?

- Нет, почему же, - отвечал Снусмумрик, - пусть будет красный.

Ему хотелось спать, хотелось лишь одного - залезть в палатку и закрыться там ото всех.

Хемуль всю дорогу рассказывал про свою лодку.

- У меня есть одна странность, - говорил он. - Все, кто любит лодки, для меня ну просто родные. Взять, например, Муми-папу. В один прекрасный день он поднимает парус и уплывает. Вот так безо всяких, уплывает и все! Совершенно свободный! Иногда, знаешь, мне кажется, что мы с ним похожи. Правда, немножко, но все-таки похожи.

Снусмумрик издал неопределенный звук.

- Да, в самом деле, - спокойно продолжал хемуль, - а ведь недаром его лодка называется "Приключение". В этом заключен большой смысл.

Они расстались у палатки.

- Это было прекрасное утро, - сказал хемуль. - Спасибо, что ты меня слушал.

Снусмумрик закрыл палатку. Оттого, что она была зеленая, каждому, кто находился в ней, казалось, что снаружи всегда светит солнце.

Когда хемуль подошел к дому, уже наступил день и никто не знал, что хемулю подарило это утро. Филифьонка отворила окно, чтобы проветрить комнату.

- Доброе утро! - закричал хемуль. - Я спал в палатке! Я слышал ночные звуки!

- Какие звуки? - спросила Филифьонка и закрепила крючком ставни.

- Ночные звуки, - повторил хемуль. - Я хочу сказать: звуки, которые раздаются по ночам.

- Вот оно что, - сказала Филифьонка.

Она не любила окна, они ненадежны - ветер их то распахивает, то запахивает... В северной гостиной было холоднее, чем за окном. Она села перед зеркалом и стала снимать бигуди. Ее слегка знобило. Она думала о том, что окна у нее всегда выходят на север, даже в ее собственном доме. И все-то у нее идет шиворот-навыворот: волосы не высохли как следует (и немудрено в такую-то сырость!), кудряшки повисли как проволока, а ведь утренняя прическа - такая важная вещь! Да еще Мюмла сюда явилась! В доме пахнет сыростью и запустением и повсюду лежит пыль. Комнаты нужно проветрить, устроить хороший сквозняк, нагреть побольше воды и сделать генеральную уборку...

Но стоило только Филифьонке подумать про генеральную уборку, как голова у нее закружилась, к горлу подступила тошнота, и на одно страшное мгновение она повисла над пропастью. Она знала, что никогда больше не сможет заниматься уборкой. "Как же я стану жить, если не смогу ни убираться, ни готовить еду? - подумала она. - Ведь на свете нет больше никакого стОящего занятия".

Она спустилась с лестницы очень осторожно. Все сидели на веранде и пили кофе. Филифьонка оглядела их. Она взглянула на помятую шляпу Онкельскрута, на нечесаную голову Мюмлы, на круглый затылок хемуля, слегка покрасневший от утреннего холода. Вот они сидят тут все вместе. И до чего же красивые волосы у Мюмлы! И вдруг Филифьонка почувствовала страшную усталость и подумала: "Они меня совсем не любят".

Она вошла в гостиную и огляделась. Хемуль завел часы, постучал по барометру. Мебель стояла на своих местах, и все, что когда-либо происходило в этой гостиной, было чужое и непонятное и знать ее не хотело.

Филифьонка вдруг бросилась в кухню за дровами. Она жарко натопит печь, согреет дом и всех, кто надумал поселиться в нем.

- Послушай, как там тебя зовут, - закричал Онкельскрут, стоя у палатки. - Я спас предка! Моего приятеля - предка! Она забыла, что он живет в печке. Как только она могла! А теперь лежит на кровати и плачет.

- Кто? - спросил Снусмумрик.

- Ясное дело, эта, с горжеткой! - воскликнул Онкельскрут. - Вот ужас-то!

- Она скоро успокоится, - пробормотал Снусмумрик.

- Онкельскрут удивился. Он был очень разочарован. Он постучал палкой по земле и сказал про себя много нехороших слов, потом пошел к мосту. Там сидела Мюмла и расчесывала волосы.

- Ты видела, как я спас предка? - строго спросил он. - Еще секунда, и он бы сгорел.

- Но ведь он не сгорел, - сказала Мюмла.

- Молодежь нынче ничего не понимает, вы какие-то бесчувственные. Вы, похоже, и не думаете восхищаться моим поступком, - проворчал Онкельскрут и вытащил из воды сачок. Он был пустой.

- Рыба в реке водится только весной, - сказала Мюмла.

- Это не река, а ручей. Мой ручей, и в нем полно рыбы.

- Послушай, Онкельскрут, - спокойно возразила Мюмла, - это и не река, и не ручей. Это речушка. Но раз семья муми-троллей называет ее рекой, значит, это река. Что ты все споришь о том, чего нет и никогда не было?

- Потому что так интереснее!

А Мюмла все чесала и чесала свои волосы, и гребень шуршал, как волны по песчаному берегу, - легко и равнодушно.

Онкельскрут встал и сказал с большим достоинством:

- Если даже ты видишь, что это речушка, зачем говорить мне об этом? Что за кошмарные дети, зачем вы огорчаете меня?

Мюмла очень удивилась и перестала причесываться.

- Ты мне нравишься, - сказала она. - Я вовсе не хотела тебя огорчить.

- Хорошо, - обрадовался Онкельскрут, - но тогда перестань говорить о том, что есть на самом деле, и дай мне видеть все так, как мне приятно.

- Я постараюсь, - обещала Мюмла.

Онкельскрут был сильно взволновал. Он потопал к палатке и закричал:

- Эй ты там в палатке! Скажи: ручей это, река или речушка? Есть там рыба или нет? Когда ты, наконец, выйдешь оттуда и заинтересуешься хоть чем-нибудь?

- Сейчас, - сердито ответил Снусмумрик. Он внимательно прислушался, но Онкельскрут больше ничего не сказал.

"Надо идти к ним, - подумал Снусмумрик. - Неудобно. И зачем я только вернулся сюда, что у меня с ними общего, они ничего не понимают в музыке. - Он перевернулся на спину, потом лег на живот, зарылся мордочкой в спальный мешок. Что бы он ни делал, они все равно являлись к нему в палатку, они все время были рядом - беспокойные глаза хемуля, Филифьонка, плачущая на кровати, хомса, который все время молчал, уставясь в землю, разъяренный Онкельскрут.. Они были тут же, они засели у него в голове, и к тому же в палатке пахло хемулем. - Надо выйти отсюда, - подумал Снусмумрик, - лучше быть с ними, чем думать о них. И как они не похожи на семью муми-троллей. С ними тоже было нелегко. Они были повсюду, они хотели все время разговаривать с ним. Но с ними можно было чувствовать себя как будто наедине с самим собой. "Как же это им удавалось? - удивился Снусмумрик. - Ведь я был с ними каждое лето и не замечал, что они давали мне возможность побыть одному".