Галина Александрова - Домовенок Кузька и Вреднючка

— Вот тетеха беспамятливая! Тарелку дал, а в тарелку положить забыл!

Подбежал он бабушке Настасье, вытащил из печки пирожок самый румяный и — бежать. Пирожок горячий, руки жжет, торопится Кузька — вот-вот шишига проснуться может!

Но успел. Добежал до логова, пирожок на тарелку положил и спрятался. И вовремя! Шишига как раз на своей постельке потягивается, позевывает, помаргивает. Встал, и сразу к своему сервизу. А там — сюрприз! Пирожок с малиной! Румяный, глянцевый, жаром так и пышет, ароматом с ног сшибает.

Скривился шишига:

— Ты чего на моей тарелочке разлегся! Всю ее только ишпачкал! Вон отсюда!

Схватил пирожок да как запустит им в мышь пробегавшую! Мышь пискнула, но пирожок прихватила. А шишига притащил откуда-то горсть ржавых гвоздей, разложил их красиво на тарелочке, насыпал в чашку пригоршню песка, сидит, гвоздики погрызывает, песочком прихлебывает да нахваливает:

— Надо же! Из моего сервиза даже шамая проштая еда вдвойне вкуснее кажется!

— Ого-го, — чешет в своей засаде затылок Кузька, — оказывается, не все пирожки-то любят! Оказывается, для кого-то гвоздь вкуснее вареника!

— Фенечка, ну что тебе стоит, — уговаривает кошку девочка, — он совсем не такой противный, как кажется. Он совсем безобидный.

— Ни-ког-да, — отрубает Фенечка. — Он мне хвост дверью прищемил? Прищемил. Он мне на голову горшок с маслом скинул? Скинул. Он меня в гадости этой, в варенье, измазал? Измазал. И все это, не считая мелких пакостей. Ни-ког-да я не пойду на перемирие с этим негодником. Лучше смерть.

— Ну ты же была котенком, — не сдается Анютка, — и тоже шалила. Представь, что шишига — маленький, одинокий котенок.

— Котята хорошенькие, им простительно. А ваш шишига — страшный.

— Он не страшный. Он просто немытый, — вступает в разговор Кузька, — а чумазые все кажутся страшнее, чем есть на самом деле.

— Ни-ко-гда, — упрямится кошка, — и не просите. Вот домовых — люблю. А шишиг — бр-р-р!

Никак не уговаривается кошка. Махнула хвостом — и в дверь. Оно и понятно. Совсем растрепал ей нервы шишига. Один хвост в варенье чего стоит!

— Ох, не люблю я интриги плести! — расстраивается Кузька.

— А что это такое? — удивляется Анютка, — новый вид вязания?

— Почти. Только плетутся не нитки, а дела и слова. А сплетаются не носки, а событие. От доброй интриги может получиться дружба, радость или свадьба. От злой — свора, драпание и бум. Понятно?

— Не совсем, — честно призналась девочка.

— Сейчас поймешь, — обнадежил ее Кузька. — Мы будем делать приятное кошке и шишиге. Только они не будут знать, что это делаем мы. Потому что мы все будем сваливать на них.

— То есть как будто Фенечка приносит радость шишиге, а шишига — Фенечке? — понимает девочка.

— Умнеет прямо на глазах, — всплескивает руками домовой, — нет, определенно скоро взрослой станет! Придется от нее за печкой прятаться!

— А с ложкой — тоже была интрига? — хитро спрашивает девочка.

— Как это? — хлопает глазами Кузька.

— Грязная посуда действительно убегает от своего хозяина?

— Убегает, — уверенно отвечает домовенок. — Только сама она бегать не умеет, поэтому приходится нам, домовым, ей совсем немножечко помогать.

Приходит шишига в свое логово, а в тарелочке его чудо невиданное — торт лежит. Да не просто торт, а такой, какой шишиге больше всего по нраву. Первый слой — из мелких сапожных гвоздиков, второй — из отравы мышиной, вместо крема — деготь березовый, а вместо украшения — сажа из печки и камушки с речки.

— Вкушненько, вкушненько, — хлопает маленькими ладошками шишига. — Где это ты, ложка, мне тортик скрала?

— Тортики красть неинтересно, — отвечает Кузька из-за угла ложкиным низким голосом, — тортики интереснее самим делать. Этот тортик тебе Фенечка сделала и попросила передать.

— Ишь ты, барыня какая, — ворчит шишига, — шама принешти не могла.

— Да она же толстая, в норку не пролезет.

— Все равно, — упрямится шишига, — может, гадошти какой в тортик подшипала. Шахару там или шливок.

— Не хочешь — не ешь, я обратно отнесу, — пугает Кузька.

— Штой, штой, попробовать надо. Может, и правда вкушненько.

Нравится шишиге тортик, ест, чавкает. Съел, облизался.

— Что кошке-то передать? — спрашивает домовенок ложкиным голосом. Ждет Кузька, что шишига благодарить кошку начнет.

— Хороший тортик, — немного подумав, говорит шишига, — пушть еще приносит.

Даже на улице слышно, как мурлычет Фенечка. Только что полакала она свежих сливок, помыла мордочку и лапки, лежит на солнышке и поет песенку.

— Ну и вид у тебя, Фенечка, будто крынку сметаны слизала, — приступил к делу Кузька.

— Крынку — не крынку, а на блюдце хозяева расщедрились. Даже и не знаю, с чего это они такие добрые.

— Да разве это хозяева? — удивился Кузька. — Слышал я, что это шишига тебя угостить решил. «Хорошая, говорит, кошка эта Фенечка, зря я ей столько неприятностей делал».

— Глупость какая, — горячится кошка, — сроду такого не бывало, чтобы шишиги с кошками подружиться хотели. И матушка моя шишиг терпеть не могла, и бабушка, и прабабушка. Глупость какая!

— Вот и правильно, — подзадоривает кошку домовенок, — раз твоя прабабушка шишиг терпеть не могла, то и ты не терпи. Он тебе сливочек — а ты его когтями, он к тебе ласкаться — а ты его зубами.

— Зубами? Когтями?

Задумалась кошка, забыла про домовенка. Лежит, соображает: хорошо ли это, если к тебе ласкаются, а ты — когтями?

А домовенку того и надо. Если Фенечка задумалась — это уже хорошо.

С тех пор и пошло. Некогда Вреднючке стало безобразничать. А когда ему больно-то безобразничать? Пока сервиз свой вычистит, чтобы к другим хозяевам не убежал, пока с цветочками поиграет, пока золу и сажу в печке всю съест — больно понравилась ему зола в кошкином тортике — так и ночь пройдет.

Маленькие пакости он по привычке все же делает. Вчера, например, отгрыз металлические блестящие шарики с кровати бабушки Настасьи и слопал весь табак у деда. Ну так это же от голода, а не хулиганства ради.

И Фенечку больше не обижает. Интересно обижать того, кто обижается и мстит. А чего кошку обижать, если она не мстит, а тортики носит? Скучно.

Да и Фенечка теперь не шипит, когти не выпускает, глаза зеленые не таращит при виде шишиги. А чего их таращить, если он хвост ей дверью больше не прищемляет? Да еще если присмотреться, он и правда на котенка похож. Только на очень запущенного. И то понятно: сирота. Некому ему шерстку вылизывать, некому манерам хорошим учить.