Мэри Нортон - Добывайки в поле

— Ты знаешь Люпи? — настаивала Хомили, даже не заметив, что в кармане стало темнее. — Что они делают? И где они живут — она и Хендрири? Мы думали, их съели лисицы, и ее, и Хендрири, и детей…

— Тише, Хомили, — умоляюще повторил Под. Он не понимал, что происходит: что-то двигалось, с тихим скрипом открывались и закрывались двери, однако мальчик шел так осторожно, что карман совсем не качался.

— Ну же, Спиллер, быстрее, что с ними? — продолжала Хомили, послушно понизив голос. — Ты должен знать, где они живут!

Спиллер все еще молчал… в полутьме казалось, что на его лице улыбка.

— Они живут… здесь, — сказал он наконец. Мальчик, судя по всему, опустился на колени.

Когда в кармане снова появились огромные пальцы, Хомили громко вскрикнула.

— Успокойся, все в порядке, — шепнул ей Под, в то время как, отпрянув назад, она пыталась зарыться в крошки. — Не теряй головы… когда-нибудь придется вылезать.

Первым вышел Спиллер; он улетел от них, беспечно усевшись верхом на палец, и даже не потрудился оглянуться. Затем наступила очередь Арриэтты.

— Ах, ах, ах, — причитала Хомили, — куда он ее денет?

Следующей была очередь Пода, но Хомили в последний момент забралась на «борт», рядом с ним, уцепившись за большой палец мальчика. У нее даже не успела начаться «морская болезнь» (больше всего Хомили боялась полета в пустом пространстве), так ловко и бережно они с Подом были поставлены на пол. На них упал отсвет огня — добывайки стояли возле очага перед высокой деревянной стенкой (позже они узнали, что это был деревянный ларь), стояли напряженные, сгрудившись в тесную кучку, превозмогая желание бежать куда глаза глядят. Они заметили, что Спиллер исчез.

Мальчик встал на одно колено — чудовищная живая гора над их головой. На опущенном вниз лице играли отблески пламени. Его дыхание доносилось до них, словно порывы ветра.

— Все в порядке, — успокаивал он их, — сейчас все будет в порядке.

Он глядел на них с таким интересом, с каким коллекционер глядит на новоприобретенные образцы. Его рука парила над ними, словно ему не терпелось дотронуться до них, взять каждого в отдельности и как следует рассмотреть.

Под тревожно откашлялся.

— Где Спиллер? — спросил он.

— Он сейчас вернется, — сказал мальчик. Через секунду он добавил: — У меня тут уже есть шесть…

— Шесть… чего? — вскричала Хомили.

— Шесть добываек, — ответил мальчик. — Лучшая коллекция добываек в округе, спорю на что хотите. А мой дед, — добавил он, — ни одного не видал. Зрение у него острое, а вот добываек не видел ни разу за всю жизнь.

Под снова откашлялся.

— А это и не входит в его обязанности, — сказал он.

— Кое-кого из тех, кто тут у меня живет, — мальчик мотнул головой, — я тоже не видел. Боятся. Люди говорят, их вообще нельзя приручить. Дай им хоть все сокровища мира, говорят, они все равно не выйдут, чтобы сказать «спасибо».

— Я бы вышла, — сказала Арриэтта.

— Как ты себя ведешь! — оборвала ее Хомили в ужасе.

— И Спиллер тоже, — сказала Арриэтта.

— Спиллер — другое дело, — сказала Хомили, бросая боязливый взгляд на мальчика. Спиллер, верно, был у него хранителем его редкой коллекции, посредником между ним и остальными добывайками. Интересно, сколько он получает с головы? — подумала она.

— А вот и Спиллер, — сказала Арриэтта, глядя на угол деревянного ларя.

Спиллер бесшумно приблизился к ней.

— Она не хочет выходить, — сказал он мальчику.

— О! — воскликнула Хомили. — О ком он говорит — о Люпи?

Никто не ответил. Спиллер стоял молча, глядя на мальчика. Тот задумчиво хмурился, у него был разочарованный вид. Он снова их оглядел, внимательно обшарил взглядом с ног до головы, словно ему очень не хотелось расставаться с ними. Затем тихонько вздохнул.

— Что ж, отведи их, — сказал он.

Волнуясь и робея, они прошли гуськом под сводами дыры в стенной панели. Внутри был полумрак, как в пещере; место казалось необитаемым, пахло пылью и мышами.

— Ах! — словно не веря своим глазам, разочарованно прошептала Хомили. — Неужто они так вот живут? — Она вдруг остановилась и подняла что-то с полу. — Батюшки! — в волнении проговорила она, обращаясь к Поду. — Ты знаешь, что это? — она помахала у него перед носом каким-то светлым предметом.

— Да, — ответил ой. — Это кусок пера для чистки трубок. Положи это, Хомили, и пойдем. Да пошевеливайся. Спиллер нас ждет.

— Это носик нашего чайника из желудя, — не отступалась Хомили, — вот что это такое. Я бы узнала его где угодно, и не спорь со мной. Значит, они действительно здесь… — удивленно бормотала она, в то время как шла вслед за Подом туда, где в еще более густом мраке их дожидались Спиллер и Арриэтта.

— Нам надо подняться, — сказал Спиллер, и Хомили увидела, что он стоит, положив руку на приставную лестницу. Перекладинки уходили в сумрачную высоту далеко над головой. Лестница была сделана из двух половинок расщепленной вдоль тростинки с перекладинами из спичек, аккуратно приклеенных по бокам, наподобие тех подставок, что продаются в цветочных магазинах для вьющихся растений.

Посмотрев наверх, Хомили содрогнулась.

— Я полезу первым, — сказал Под. — Лучше подниматься по одному.

Хомили со страхом смотрела наверх, но вот раздался голос Пода.

— Все в порядке, — шепнул он откуда-то сверху, — видеть его она не могла. — Поднимайся.

Дрожа от страха, Хомили стала карабкаться следом и наконец очутилась рядом с Подом на тускло освещенной площадке, похожей на воздушный причал. Когда Хомили ступила на нее, она тихонько заскрипела и закачалась. Внизу была пустота и мрак, впереди — открытая дверь.

— Ах, батюшки, — бормотала Хомили, — здесь не опасно… не гляди вниз, Арриэтта, — предупредила она дочь, поднимавшуюся третьей.

Но Арриэтта и не собиралась глядеть вниз, ее глаза были устремлены к освещенному проему двери и движущимся теням за ним. Она слышала слабый шум голосов и внезапный взрыв пронзительного смеха.

— Пошли, — сказал Спиллер, проскальзывая мимо нее и направляясь к двери.

Арриэтта на всю жизнь запомнила эту комнату, тепло, чистоту, мерцающий свет свечи и запах горячей домашней еды.

И так много голосов… так много людей… Постепенно, словно из тумана, перед ней стали выплывать отдельные лица: верно, это — тетя Люпи… та, что обнимает ее мать. Тетя Люпи, такая кругленькая и румяная, ее мать, такая тощая и перепачканная. Странно, с чего это они обнимаются и плачут, и жмут одна другой руки? Они никогда не любили друг друга, кто этого не знает?

Хомили считала Люпи заносчивой, потому что там, в большом доме, Люпи жила в гостиной и переодевалась, как говорили (Арриэтта слышала это собственными ушами), к обеду. А Люпи презирала Хомили за то, что та жила под кухней и неправильно произносила слово «паркет».