Александр Шаров - Кукушонок, принц с нашего двора [Сборник]

Посмотрели Вулканы и видят: это и вправду не акула. Затихли они, успокоились.

— Мы покажем тебе дорогу, — прогремел Старый Вулкан. — Сейчас я брошу эту чёрную гору на самый край океана. Гляди на неё и плыви, никуда не сворачивай. Обогнёшь гору, покажется земля, а там три пальмы и друг мой — Погасший Нарисованный Вулкан — это и есть Остров Нарисованных Человечков.

Собрался Старый Вулкан с силами и швырнул чёрную гору далеко-далеко.

Видишь — даже горизонт прогнулся.

Проплыла Рыба-Бутылка мимо чёрной горы и увидела Остров.

Синички-сестрички уже рассказали Человечкам про Рыбу-Бутылку. Стоят они на берегу, машут руками и кричат «Уррра!».

Рыба-Бутылка передала Ёженьке письмо и сказала:

— Перебирайтесь ко мне на спину — только по очереди, осторожно! Поплывём скорее, а то ведь Злой грозится через три дня казнить нашего отца!

Стали Человечки в очередь, а Чудовище замешкалось и оказалось самым последним — оно ведь большое да неловкое.

Ёженька и Маленький Еж забрались на Рыбу-Бутылку, и больше места не осталось.

— Ничего, — сказала Рыба-Бутылка. — Я Волшебная — раздуюсь!

Понатужилась и раздулась, как обещала.

Теперь и Средний Ёж и Старший Ёж поместились на её спине.

— А мы-то как же?! — кричат бывшие людоеды. — Ни за что на свете не останемся без Ёженьки!

Вздохнула, тяжело вздохнула Рыба-Бутылка.

— Ну что ж, — говорит. — Хоть и ужасно трудно это, постараюсь ещё раздуться.

И постаралась! И раздулась!

Теперь и бывшие людоеды сидят на Рыбе-Бутылке, ногами в воде болтают: как говорится, в тесноте, да не в обиде.

— Раздуйся, раздуйся, раздуйся ещё, милая, дорогая, Рыба-Бутылка! — молит Чудовище.

Рыба-Бутылка и сама чуть не плачет — жалко. Но разве может маленькая бутылка — пусть хоть и волшебная — раздуться так, чтобы на ней поместилось Чудовище?!

Спрыгнула в последнюю секунду Ёженька на берег, обняла Чудовище, поцеловала в нос и скорее обратно.

— Пожалуйста, вперёд! — командует она. Ударила Рыба-Бутылка плавниками, пенный след остался за её хвостом.

Сидит Чудовище на берегу опустевшего Острова и сквозь слезы смотрит на океан, где только волны с белыми гребешками.

— Совсем, совсем я осталось одно... — прошептало Чудовище. — И никому, никому на свете я не нужно!..

— Как же так «совсем одно» и почему это «никому не нужно»? — пискнула Мышь, вспрыгнула на Чудовище и похлопала его по плечу лапкой. — Не горюй, с тобой я, сама Большая Слоновая Мышь. Мы ещё такое придумаем, все на свете удивятся!

Плывёт Рыба-Бутылка, торопится. Теперь она песенок не поёт — дыхания не хватает: легко ли нести на спине Ёженьку, да ещё всех воинов-ежей, да ещё всех бывших людоедов?

Нет, не легко.

Страшная буря поднялась в океане. Волны белыми своими языками слизывали звёзды, которые ближе к земле. Сто кораблей разбилось в щепки; тысяча кораблей спряталась в бухтах.

А Рыба-Бутылка плывёт без отдыха: ведь только два дня осталось до чёрного того часа, когда Злой пригрозился убить любимого их отца.

Торопится Рыба-Бутылка.

Человечки держатся за руки и поют во весь голос:

Вот уже вдали показался берег. А на берегу — город. На краю города, около дремучего леса, тот самый домик, где родилась Ёженька.

Рядом с домиком сараюшка-развалюшка. Там заперт Добрый Художник; ждёт он своего часа, а чёрствая буква «Ч» с мечом в руке стережёт его.

Сдержалась Ёженька, не стала плакать, только ещё громче запела.

Может быть, отец услышит её голос и поймёт, что дети его близко.

Рыба-Бутылка пристала к берегу. Ёженька, а за ней воины-ежи и воины — бывшие людоеды соскочили на землю.

Навстречу Нарисованным Человечкам спешила армия Бешеных букв.

Впереди буква «К»; у неё даже зубы выросли — такая она кровожадная.

— Убирайтесь, пока живы! — заорали Бешеные буквы.

— Освободите прежде нашего отца! — ответила Ёженька.

— Не освободим! — сказала свирепая буква «С». — Не уйдёте — будем воевать!

— Хорошо, будем воевать, — ответила Ёженька, а про себя подумала: «Трудно без Чудовища — ведь Бешеных букв с ядовитыми жалами в пять раз больше, чем нас!»

— В бой! Уничтожим Нарисованных Человечков! — скомандовала кровавая буква «К». Но Ёженька громко крикнула:

— Так не по-честному, не по-честному! Давайте считаться — кому начинать войну.

И буква «П», хотя и бешеная, но немного правдивая, тоже сказала:

— Да, так не по-честному. Будем считаться.

... Чудовище тем временем сидело на берегу опустевшего Острова под конфетной пальмой рядом с Большой Слоновой Мышью. Мышь знай грызёт орехи в меду, которые падают с пальмы, а Чудовище всё смотрит в дальнюю далёкую даль и тоскует.

С тех пор как Ёженька уплыла, не спит оно, не ест и вот каким стало — можно все рёбра пересчитать.

— Ума не приложу, как тебе помочь, — сказала Мышь. — Было бы ты слоном, я бы тебе посоветовала: иди по дну океана, хобот поднимешь и дыши через него. Так у тебя ведь и хобота нет — такое ты несуразное уродилось...

Пригорюнилась Мышь, а потом как пискнет:

— Ага! Придумала! — даже лапками захлопала от радости.

— Что, что ты придумала?

Осмотрелось Чудовище, а Мышки нет. Испугалось оно, взглянуло на небо — может быть. Ястреб снова унёс бедняжку? И Ястреба не видать.

— И ты меня покинула, Мышенька! — заплакало Чудовище.

— И не думала я тебя, дурачка, бросать! — отозвалась Мышь из-под земли...

— Вот она где я! — через минуту пискнула Мышь; голос её прозвучал уже не из-под земли, а откуда-то между небом и землёй...

— Выше голову! — пискнула она ещё через несколько минут, и Чудовище увидело Мышь на самой верхушке конфетной пальмы.

— Как ты там очутилась? — спросило оно, ужасно удивлённое.

— Подрылась к корням и прогрызла ход по серединке ствола.

— Но ведь пальме больно! — воскликнуло Чудовище.

— Не забывай, что перед тобой не мышка-норушка, а сама Большая Слоново-Пальмовая Мышь! Я-то знаю, как прогрызать ход в пальме, чтобы ничего не повредить... Ну, хватит болтать. Вырывай пальму с корнем! Слушайся старших, иначе не видать тебе Ёженьки... Так! Надвинь пальму покрепче на нос! Дыши через ствол! Дышишь?