Сергей Алмазов - Про Стёпу [СИ]

— Точно, — поддержал дядя Боря. — Я когда учился играть на гитаре и представить себе не мог, что со временем пальцы сами будут знать, что им играть и как…

— А вот скажите, если как следует выпить — играть на гитаре так же легко?

— Ну, если как следует то, пожалуй, уже труднее… А если ещё… наподдать, то не то, что на гитаре… уже и ходить затруднительно…

— И что вы тогда делаете?

— Да что? Спать ложусь, конечно. Что же остаётся делать?

— Вот именно. Ведь при употреблении алкоголя погибают не только нейроны, но и синапсы. Разрушается нейронная сеть. Если не остановить процесс опьянения, то последствия могут быть необратимыми. Именно поэтому организм «выключает» нас и мы засыпаем…

— Под забором?

— Да, иногда в самом неожиданном месте и не в самой удачной позе…

— И что, во время сна вся… сеть восстанавливается?

— В том то и беда, что не восстанавливается… За один приём алкоголя тысячи… десятки тысяч нейронов погибают. Исчезают миллионы синапсов… А ведь самой большой ценностью для нас являются не собственно нервные клетки как таковые, а именно эти самые связи, которые между ними установлены. Именно в них закодирована наша долговременная память, именно эти связи определяют наши знания, умения и навыки. Конечно, самые важные навыки — такие как ходить, жевать и глотать организм в спешном порядке восстанавливает. Но за счёт других — менее важных на его взгляд. Ведь алкоголь не выбирает — бьёт по всем нейронам подряд. Выжившие нейроны берут на себя функцию своих погибших собратьев. И, если погибает нейрон, ответственный за сгибание колена или локтя, то его функцию начинает выполнять нейрон, ранее ответственный за моторику пальцев при игре на гитаре или за управление голосовыми связками…

— А как же говорят: «мастерство не пропьёшь»?

— Кто говорит? Как правило те, кто сам этим активно занимается. Сколько этих «мастеров» с дрожащими руками не то, что деталь на станке выточить — гвоздя в стену забить не могут? А если ещё что-то и могут, то не благодаря, а вопреки своему пагубному увлечению… А ведь нейроны — это самая важная часть мозга. Они обеспечивают все логические связи. Отвечают за анализ ситуации. Без их работы мы просто превратимся в овощ… Хотя нет. Это несправедливо по отношению к овощу. Он очень хорошо ориентируется в пространстве и с логикой у него всё в порядке…

— И что, у муравьёв тоже все эти… эритроциты отмирают? — спросил дядя Боря убитым голосом.

— Нет. Там немного другая ситуация. Вещество, которое выделяет ломехуза — это не этиловый спирт. Оно тоже является наркотиком, но более сильным. Принцип его воздействия на организм другой. Оно разрушает центральную нервную систему и через короткий промежуток времени муравей не то, что плясать — он уже питаться самостоятельно не может и погибает от истощения.

— Бедные муравьишки… Мне их так жако, — произнесла Соня.

Назад все шли в задумчивости. Каждый думал о своём, но красноречивее всех думал дядя Боря. В нём боролись два чувства и, судя по всему, инстинкт самосохранения побеждал. Сейчас дядя Боря окончательно решил для себя, что веселиться лучше без всяких вспомогательных веществ. Тем более, что по натуре он был жизнерадостный бобёр и умел веселиться без стимуляторов. Осталось убедить остальных бобров…

На поляне, где были заросли болиголова, решили сделать привал. Дядя Алик достал из рюкзака коврик и Соня со Стёпой легли отдыхать. Дядя Боря немного воспрял духом, взобрался на возвышенность, и стал сочинять песню, махая травинкой себе в такт.

— Сидя на красивом холме… — доносилось до Стёпы и Сони.

Муся задремала на пуговке, крепко вцепившись лапками и держа ухо востро. А дядя Алик, прихватив сачок и пустую баночку, отправился искать золотистую бронзовку.

И не ошибся. Здесь царил бронзовый век. Бронзовки сновали туда-сюда, и от блеска их бронзовых доспехов рябило в глазах. Летали они не так, как летают обычно жуки. Они не поднимали надкрылья, а просовывали крылышки в специальные прорези и лихо взмывали в воздух.

Дядя Алик поймал несколько достойных экземпляров и вернулся в лагерь.

Цель экспедиции была достигнута, и можно было собираться в обратный путь. Когда сворачивали коврик, Стёпа увидел на траве необычный предмет. Он был похож на металлический рыцарский доспех. Отливал голубовато-зеленоватым блеском, был небольшого размера, продолговатый и заострённый на конце. С внутренней стороны на нём были изображены какие-то дивные узоры, напоминавшие некий орнамент. Рисунок ритмично повторялся и не был похож ни на что, что Стёпа видел раньше. Он показал предмет дяде Алику и тот очень заинтересовался им. Странный предмет оказался надкрыльем какого-то жука, о котором дядя Алик не имел ни малейшего представления.

— Я думал, что знаю всех обитателей этой полосы, но такое вижу в первый раз. И в книгах ничего подобного не встречал. Молодец, Стёпа — это очень ценная находка.

После того, как лагерь был свёрнут — все, включая Мусю, занялись поисками второго надкрылья или ещё каких-нибудь останков невиданного жука. Но всё было тщетно. Ничего похожего больше не находилось. Все уже утомились, и пора было двигаться в обратный путь. Соня шла последней и, покидая поляну, она по инерции решила проверить — на месте ли Муся. Приложив руку к своей кепке она обнаружила, что Муси на месте нет.

— Муси нет! — крикнула она что есть сил и бросилась её искать. Все рассыпались по поляне и тоже принялись искать злополучную муху, ворча себе под нос. Впрочем, ворчал только дядя Боря. Наконец Соня, повинуясь какому-то своему внутреннему чутью, забрела на дальний край поляны и, постоянно взывая «Муся — Муся» наконец отыскала её, облепившую в компании таких же, как она сама, останки чего-то или кого-то, пахнувшего не очень аппетитно, а скорее даже очень неаппетитно.

— Муся, фу! — скомандовала Соня. — Сколько раз тебе говорила — не ешь с пола!

Как следует отчитав Мусю за беспечность и непослушание, Соня уже собиралась уходить из этого, не очень приветливого места, как вдруг в траве блеснуло металлом. Соня подбежала и вытащила из травы точно такое же надкрылье, как и то, что нашёл Стёпа. Только это было зеркально симметрично по отношению к первому. Ликованию дяди Алика не было предела. Впрочем, как и ликованию дяди Бори, который уже изрядно проголодался и давно был не прочь чего-нибудь погрызть. Конечно, дядю Борю обрадовала не сама находка, а возможность наконец отправиться домой — что они с успехом и совершили. Дядя Боря опять стал на время дядей Боцманом, и в целости и сохранности доставил всю команду к месту назначения. По дороге Стёпа опять немного подкрепился свежими речными комарами. При этом Муся не стала слетать со своего насеста, памятуя о хищных обитателях речных глубин, однако не сводила со Стёпы своих немигающих, внимательных глаз и готовая при первой же опасности свечой взмыть в воздух.