Владимир Колин - Богатырь — пшеничное зерно

Рассказывают, что когда-то давным-давно, когда вместо сказок правду говорили, когда зайцы с рожками на лбу ходили, а у козлят кудри до плеч были, — жил в наших краях один древний дед. Никто не знал, сколько ему лет. Да и сам он столько жил, что счет годам позабыл. И если хотел дед на что-нибудь взглянуть — пальцами веки подымал, да и тогда видел, как сквозь сито. Борода у деда была по-колено, а седые кудри до самых пят. И жил дед один-одинешенек. А надо вам сказать, что был он такой сварливый да сердитый, — хуже днем с огнем не сыскать. Что бы ему люди ни сделали, все не по нем. Ничем деду не угодишь!

Вот и сидел он целыми днями в хате на лавочке один-одинешенек. Сидит и ворчит, вечно всем недовольный. То солнышко слишком греет, то тучи ему мешают, то день слишком долгий, то ночь коротка. Ничем старому не угодишь, ничем не потрафишь.

Вот как-то раз сидит он у себя в хате, хмурится, сердится, что день кончается, ночь наступает, — а деду хотелось бы, чтобы этот извечный порядок изменился, — и влетает к нему в хату жаворонок. Как увидел, что между четырех стен попал, перепугался и ну по хате взад-вперед летать — выхода искать. Летал он, летал, залетел на полати, да и уронил за печь из клюва пшеничное зерно. Облетел еще раз хату и, фррр, вылетел в открытую дверь.

А пшеничное зерно так и осталось лежать за печью. Тепло ему, хорошо. Начало зернышко расти и набухать. Росло, росло и выросло с яйцо. Только сердитый дед ничего не заметил. Он и жаворонка-то не видел! Где уж ему было пшеничное зерно разглядеть!

А зернышко знай себе растет, раздается. Вот уж с добрый арбуз стало! Арбуз тот возьми да и лопни, как все переспелые арбузы на бахче лопаются. И что ж ты думаешь?! Выходит из него паренек, росту в нем два вершка, а с боку у него сабелька в палец длиной.

— Ох, — говорит, — ну и здорово же я проголодался! Услышал это дед, удивляется: слышал-то дед лучше, чем видел.

— Проголодался? — спрашивает. — Кто это проголодался?

— Я, Пшеничное Зерно.

— С каких это пор пшеничные зерна разговаривают? — сердито крикнул старик. — И с каких это пор зерна голодными бывают? Я знаю, что люди зерна едят…

— Нет, уж я тебя прошу этого не делать! — С этими словами Пшеничное Зерно прыг с печи да прямо деду на колени. Вцепился ему в бороду, да и полез по ней вверх, пока не добрался до дедова подбородка.

— Видишь меня? — спрашивает.

Поднял старик пальцами веки, видит — шевелится что-то у него под носом, а что — никак не разглядит.

— Знаешь что, дедушка? Дай мне краюшку хлеба. Как съем ее — подрасту, ты меня и увидишь! — сказал Пшеничное Зерно.

— Что такое?! Краюху хлеба? Да к чему это тебе хлеба давать? — сердито спросил его старик, и не то, чтобы всерьез, а так, только бы поворчать.

Молчит Пшеничное Зерно, а старик сидит и мучается. Чуть не забыл я сказать, что у старика была еще одна слабость — любопытство.

— Ну, чего ж ты умолк? — крикнул, наконец, дед. — Отвечай!

А Пшеничное Зерно сидит да молчит. Молчит и дед — сам с собой борется. Наконец, не выдержал. Любопытство в нем победило.

«О-хо-хо!»— Встал дед с лавки, заковылял по избе, принес каравай хлеба, на стол положил. Пшеничное Зерно вскочил на стол, вытащил свою сабельку и давай хлеб на мелкие кусочки крошить. Нарезал — и ну за обе щеки укладывать! И ну расти! С каждым куском годом больше становится!

— Стой! Довольно! Я тебя вижу! — закричал дед, когда перед ним на столе очутился молодой удалец с огромной саблей в руке (сабля-то с ним вместе росла). — Эй, эй! Слезай, того и гляди стол мне сломаешь! — кричал дед, довольный, что есть на кого поворчать.

— Вот я и слез! — весело ответил парень. Спрыгнул со стола и, раскрыв объятия, подошел к старику.

— Давай, батюшка, поцелуемся!

Попятился старик, споткнулся о лавочку и упал.

— Батюшка?! — кричит. — Да какой я тебе батюшка? А сам забыл и о боли, и о страхе.

— Какой я тебе батюшка? — спрашивает. — Откуда?.. Образумься, парень, полно нести околесицу…

Огорчился Пшеничное Зерно, затуманился и говорит:

— Так, значит, мне и быть сиротой бездомным?

— Вот это здорово! — закричал старик. — Ты что думаешь? Разве отца так вот, на дороге, находят? Да и какая корысть человеку от детей? Я вас, парней, знаю! Ничего толком делать не умеете, а за шестерых хлеб уминаете! Ты так и меня, пожалуй, объешь!.. И почем я знаю, достоин ли ты моим сыном называться? Разве малое дело такого отца, как я, иметь?

— А ты меня испытай! Что хочешь, приказывай, я все сделаю! — отвечал Пшеничное Зерно. — Хочу и я не хуже других быть!

— Ага! Вот оно что!

Подумал старик, подумал и решил испытать Пшеничное Зерно.

— Слушай, — говорит. — Если хочешь себя показать, есть на свете такой проклятый колдун, по имени Салкостя. Много он, злодей, всяких зол натворил, много девушек унес, уворовал. Народ обижает, всячески притесняет… Немало мне с ним в молодости бороться пришлось, а одолеть его я не смог! Принеси ты мне Салкостину плеть!

И живет тот колдун Салкостя в своем волшебном царстве. Борода у него в девяносто девять саженей. Принесешь ту плеть, буду знать, что ты его убил. Тогда тебя сыном признаю.

Обрадовался Пшеничное Зерно. От радости ног под собой не чует.

— Где он? Где колдун Салкостя? Только скажи где, я мигом слетаю, ту плеть принесу…

— Где, где? — дразнит его дед. — Это уж, брат, твое дело, сам его и распутывай.

Распрощался с дедом Пшеничное Зерно и отправился по белу свету искать колдуна Салкостю. Ищет он год, другой. Ищет там, где солнце заходит, ищет и там, откуда день приходит. Исходил он за тем колдуном вдоль и поперек все полуденные и полунощные страны. Весь свет обошел, а Салкости не нашел.

Тут присказка кончается, сказка начинается. Сказка-то скоро сказывается, да не скоро дело делается. Кто ту сказку слушает, многому научится, а то можно и подремать, кто, слушая, соскучится.

Так вот, прошел Пшеничное Зерно путь немалый и как-то вечером подошел к большому полю. Не видать тому полю конца-краю. А на поле жнецы жнут. Глядит Пшеничное Зерно и дивится: чем усерднее жнецы работают, тем больше колосьев на поле. А лица у жнецов хмурые, усталые! Подошел к ним Пшеничное Зерно.

— Спор в труде, люди добрые!

— Спасибо на добром слове, молодец!

— Что за беда у вас тут стряслась? Что вы такие хмурые, невеселые?

— Да вот, — говорит один старик, — это поле принадлежит одному колдуну, будь он неладен. Если не кончим жать до ночи, пропали наши головушки! Замучает нас Салкостя.

— Салкостя! — радостно воскликнул Пшеничное Зерно, протянул руку, да и ухватил месяц с неба. — А ну, посторонись, братцы!

И давай жать… Горами колосья падают, сами в снопы вяжутся. Сверкает серп месяца, будто молния. Глядят на него жнецы и диву даются. Не успели они по цигарке свернуть, а уж вся пшеница убрана, кругом одно колючее жнивье стелется. Распрямил Пшеничное Зерно спину, потянулся, повесил месяц на место, на небо.