Фольклор - Русские народные сказки и былины

– Это всё ты! – сказал Господь солдату.

– Виноват, Господи!

– Ну, ступай же за это, носи девять лет Смерть на закорках! [25] На зако́рках – за плечами.

Засела Смерть на солдата верхом. Солдат – делать нечего – повёз её на себе, вёз-вёз и уморился; вытащил рог с табаком и стал нюхать. Смерть увидала, что солдат нюхает, и говорит ему:

– Служивой, дай и мне понюхать табачку.

– Вот-те на! Полезай в рожок да и нюхай сколько душе угодно.

– Ну, открой-ка свой рожок!

Солдат открыл, и только Смерть туда влезла – он в ту ж минуту закрыл рожок и заткнул его за голенище. Пришёл опять на старое место и встал на часы. Увидал его Господь и спрашивает:

– А Смерть где?

– Со мною.

– Где с тобою?

– Вот здесь за голенищем.

– А ну, покажи!

– Нет, Господи, не покажу, пока девять лет не выйдет; шутка ли её носить на закорках! Ведь она нелегка!

– Покажи, я тебя прощаю!

Солдат вытащил рожок и только открыл его – Смерть тотчас и села ему на плечи.

– Слезай, коли не сумела ездить! – сказал Господь.

Смерть слезла.

– Умори же теперь солдата! – приказал ей Господь и пошёл – куда знал.

– Ну, солдат, – говорит Смерть, – слыхал, тебя Господь велел уморить!

– Что ж? Надо когда-нибудь умирать! Дай только мне исправиться.

– Ну, исправься!

Солдат надел чистое бельё и притащил гроб.

– Готов? – спрашивает Смерть.

– Совсем готов!

– Ну, ложись в гроб!

Солдат лёг спиной к верху.

– Не так! – говорит Смерть.

– А как же? – спрашивает солдат и улёгся на бок.

– Да всё не так!

– На тебя и умереть-то не угодишь! – и улёгся на другой бок.

– Ах, какой ты, право! Разве не видал, как умирают?

– То-то и есть, что не видал!

– Пусти, я тебе покажу.

Солдат выскочил из гроба, а Смерть легла на его место. Тут солдат ухватил крышку, накрыл поскорее гроб и наколотил на него железные обручи; как наколотил обручи – сейчас же поднял гроб на плечи и стащил в реку.

Жили-были старик со старухой.

Было у них три сына: двое умных, а третий – дурачок.

Стали братья с родителями собираться на работу.

Иван тоже стал собираться – взял сухарей, налил воды во фляжку.

Его спрашивают:

– Ты куда собираешься?

– С вами на работу, что ли.

– Никуда ты не поедешь. Стереги хорошенько дверь, чтобы воры не вошли.

Остался Иван-дурак один дома.

Поздно вечером снял он с петель дверь, взвалил её на спину и понёс.

Пришёл на пашню.

Братья спрашивают:

– Ты зачем пришёл?

– Есть захотел.

– Мы ведь тебе наказывали стеречь дверь.

– Да вот же она!

Наехал царь Пётр на мужика в лесу. Мужик дрова рубит.

Царь и говорит:

– Божья помощь, мужик!

Мужик и говорит:

– И то, мне нужна Божья помощь.

Царь спрашивает:

– А велика ли у тебя семья?

– У меня семьи два сына да две дочери.

– Ну, не велико твое семейство. Куда ж ты деньги кладёшь?

– А я деньги на три части кладу: во-первых – долг плачу, в-других – в долг даю, в-третьих – в воду мечу.

Царь подумал и не знает, что это значит, что старик и долг платит, и в долг дает, и в воду мечет.

А старик говорит:

– Долг плачу – отца-мать кормлю; в долг даю – сыновей кормлю, а в воду мечу – дочерей ращу.

Царь и говорит:

– Умная твоя голова, старичок. Теперь выведи меня из лесу в поле, я дороги не найду.

Мужик говорит:

– Найдёшь и сам дорогу: иди прямо, потом сверни вправо, а потом влево, потом опять вправо.

Царь и говорит:

– Я этой грамоты не понимаю, ты сведи меня.

– Мне, сударь, водить некогда, нам в крестьянстве день дорого стоит.

– Ну, дорого стоит, так я заплачу.

– А заплатишь – пойдём.

Сели они на одноколку, поехали.

Стал доро́гой царь мужика спрашивать:

– Далече ли ты, мужичок, бывал?

– Кое-где бывал.

– А видал ли царя?

– Царя не видал, а надо бы посмотреть.

– Так вот, как выедем в поле, и увидишь царя.

– А как я его узнаю?

– Все без шапок будут, один царь в шапке.

Вот приехали они в поле. Увидал народ царя – все поснимали шапки. Мужик пялит глаза, а не видит царя.

Вот он и спрашивает:

– А где же царь?

Говорит ему Пётр Алексеевич:

– Видишь, только мы двое в шапках – кто-нибудь из нас да царь.

Вот Петр Первый приезжает к кузнецу на лошади.

– Подкуй-ка мне коня! – говорит. – Только сделай подкову хорошую!

Стал кузнец подкову делать. Сделал подкову и подает ему:

– Что, хороша будет эта подкова?

Петр Первый усмехнулся:

– Хороша, да не совсем!

– Почему не совсем?

– Она, – говорит, – слабая!

– Ну, не знаю, почему она слабая…

Он берет в руки и разгибает эту подкову. Кузнец видит:

– Да, действительно слабая.

Берется делать вторую.

– Ну а эта хороша будет?

Петр говорит:

– Да так себе!

И эту разогнул.

Кузнец берется третью делать. И третья готова.

– Ну, этой, пожалуй, можно подковать, – сказал царь.

Кузнец сделал четыре подковы и подковал.

Петр Первый и спрашивает:

– Сколько тебе за подковы?

– Четыре рубля.

Он подает ему рубль серебряный. Кузнец взял и сломал его:

– Да у вас деньги фальшивые!

Петр подает ему второй рубль. И второй сломал кузнец.

– Да дайте, – говорит, – мне деньги хорошие!

Петр Первый вынимает двадцать пять рублей и подает ему:

– На, не ломай денег; наехала коса на камень! Я подковы ломал, а ты рубли… Видать, что сильней ты меня! Ты знаешь, кто я такой?

– Нет, не знаю.

– Я – Петр Первый, ваш государь. Ну так вот, работай, как работал, и говори людям, что государь ломал подковы, а ты – его рубли!

Сел Петр Первый на коня и сказал:

– До свиданья, кузнец, ты – хороший молодец!

И после того кузнец его больше не видал.

Был один глупый мужик. Он пошёл в лес за дровами. Дерева все были велики. Он стал срубать ветки. Один сук на дубу был высоко. Мужик влез на дуб, сел верхом на сук спиной к дереву и срубил сук. Другой сук был ещё выше. Мужик влез на сук и, чтобы короче срубить, сел на него лицом к дереву. Он рубил немного, и стал сук трещать; мужик был рад и сказал:

– Вперёд всё так буду рубить.

Но сук сломался, и мужик сорвался.

Ехал мужик по дороге зимней порой на плохонькой лошадёнке. Снегу было очень толсто. Попадает ему навстречу барин и кричит:

– Эй, мужик, вороти!

У мужика была лошадь плохонькая: упадёт в снег, дак скоро и не достанешь. Мужик сидит на дровнях и выворотился вон из копылья [26] Копы́лье – короткие бруски, вставляемые в полозья и служащие опорой для верхней части саней. .

Барин и кричит:

– Что, мужик, не воротишь?

– Да как ужо воротить, коли я из копылья вон выворотился?