Юлия Игольникова - Самый-самый

В маленьком королевстве, может, сказочном, может, обычном, жили король с королевой. Вдвоем жили. Детей у них не было. И это очень печалило короля. А вот супругу его, напротив, нисколько не волновало. И как ни упрашивал, как ни уговаривал он ее потомством обзавестись, она никак не соглашалась. Нравилось ей жить жизнью веселой, беззаботной, молодостью и красотой своей наслаждаться.

Очень привлекательная, яркая женщина была, как роза цветущая, благоухающая. Боялась королева, что с появлением ребенка забот и хлопот прибавится, ночей бессонных, дум тревожных, и красота ее от этого поблекнуть может.

Но король настаивал. Дня не проходило у них без разговора о будущем наследнике. Как могла королева увиливала от этой своей обязанности супружеской, но, наконец, сдалась, забеременела.

Все девять месяцев провела она в тоске и печали. Потому как каждый день видела, как уходит ее красота, как вместо тонкой талии появляется огромный живот, как припухлости на лице крадут прекрасные ее черты, как морщинки новые вокруг глаз образовываются. И лила она слезы горькие сутки напролет. И от того еще дурнее становилась.

С нетерпением ждала она избавления от своего бремени тяжкого, дни, минуты считала. Лишь надеждой жила, что когда дитя появится, вернется к ней ее красота. И вот, наконец, настал тот час. Девочка на свет появилась, маленькая принцесса. Зоей ее назвали.

Радости короля не было предела. Благодарил и восхвалял он свою жену, как только возможно, подарками осыпал, на руках носил. Но королева, казалось, этого и не замечала. Радости ей это не доставляло, потому как чуда ей ожидаемого и горячо желаемого так и не произошло. Не вернулась к ней тонкая талия, ноги стройные, не разгладились черты прекрасные, зато живот да припухлости всякие, да морщины глубокие покидать свою хозяйку не собирались.

Слезы и уныние стали теперь верными спутниками королевы. Хоть и убеждал ее супруг, что она по-прежнему хороша, все бесполезно было. Зеркало женщину не щадило и каждый день напоминало о страшной потере. Видела королева в отражении своем такие изменения, что будто не девять месяцев прошло, а девять лет, а то, может, и больше.

Невзлюбила королева дочку, посчитав ее причиной своих несчастий. Каждый день лила слезы над кроваткой малышки, каждую ночь бессонницей маялась, думами тяжкими терзалась. Не могло это на здоровье ее не сказаться. Заболела женщина, чахнуть, угасать стала. Слегла вскоре. И до последнего часа своего проклинала маленькую принцессу.

*

Девочка росла невеселой, все время в грустном настроении пребывала, плакала часто, не улыбалась никогда, радости не знала.

Кто-то говорил, что это от того, что без матери ребенок растет, без ласки и тепла родительского. Кто-то утверждал, что принцесса нрав печальный от королевы унаследовала. Все уже и забыли, что прежде та была весела и беззаботна. Но многие шептались, что проклятье это материнское, сильнее которого и быть не может.

Отец души в дочке не чаял, баловал и угождал во всем, все желания ее исполнить старался. А она и не желала ничего. Не капризна была, тиха и задумчива.

Чтоб отца своего слезами не расстраивать, к речке уходила, там сидела подолгу в одиночестве, в поверхность зеркальную глядясь, но ничуть не радуясь отражению своему. Хотя ведь было чему. Прекрасна и нежна была принцесса, как только что раскрывшийся бутон, точь-в-точь как королева в лучшие свои годы. Любая другая бы девушка гордилась такой наружностью и радовалась своему счастью и везению. Но Зоя лишь роняла слезы горькие в чистую спокойную реку и грустила неведомо о чем.

*

Речка та была не широкая, не длинная, не глубокая, не быстрая, но зато рыбой богатая.

На другом ее берегу напротив дворца королевского избушка стояла. В ней Степан жил, рыбак. Каждый день он отвязывал свою маленькую лодку и отправлялся за уловом. Бывали у него дни удачные, бывали не очень. Но на жизнь он не жаловался. Дело свое знал и любил. Хватало рыбы в реке, чтобы и самому уху знатную, наваристую приготовить, и на базар что снести да продать там или обменять на вещь нужную.

Но вот стал Степан замечать: с каждым днем улов его уменьшается. Вот уже и уха не такая густая, и на базар нести особо нечего. Все больше времени на реке проводить приходилось, чтобы концы с концами свести. И уже не только на вечернюю и на утреннюю зорьку рыбачил Степан, а порой и сутки напролет по реке плавал в ожидании поклевки.

Вот в один из таких дней пустил он лодку свою по течению, сам глаз с поплавка не сводит. Вдруг слышит, в кустах за камышами звуки какие-то странные. Не то квакает кто-то, не то хлюпает что-то. Отложил он удочку в сторону и за весла взялся, и к берегу лодку свою направил.

Подплыл. Видит, девушка сидит, плачет, слезы в реку роняет. Красивая девушка. Одета нарядно. И чего ей такой грустить, подумал парень.

– Эй, чего ревешь-то? – окликнул он ее.

Она голову подняла, ресницами длинными взмахнула. Увидел Степан, что глаза у нее большие зеленые, красивые, да только слез полные.

– Так я же принцесса, Зоя, – ответила девушка.

– Так тем более, – не понял парень. – Чего грустить-то? Во дворце живешь, чай, не голодаешь, платье вон у тебя нарядное. Чего еще девчонке для счастья надо?

– Так ты разве не знаешь? – удивилась она. – Все это знают. Радоваться я не умею. Плачу каждый день.

– Так от чего же это? Или ты больна чем? – спохватился он.

– Нет, – покачала она головой. – Папа скрывает это ото всех, но люди все равно шепчутся. Мама меня прокляла перед смертью. Я хоть и маленькая тогда была, а хорошо ее слова запомнила. « Будь ты проклята, – сказала она. – Ты красоту мою, радость мою сгубила. Из-за тебя я счастье потеряла, слезы лила. Так и тебе вовек радости не узнать!». Потом она запнулась, захрипела, глаза закрыла и прошептала еле слышно: « Только самый-самый…». И умерла.

– Вот так история, – Степан голову почесал. – А что же ее последние слова-то значат? Только самый-самый?

– Не знаю, – Зоя пожала плечами. – Я думаю, ничего. Думаю, что в бреду она уже была, не понимала, что говорит. Вот с тех пор я и грущу, и плачу. Каждый день я хожу сюда, чтобы папу своими слезами не расстраивать.

– Так вот в чем дело! – воскликнул парень. – А я-то голову ломаю, почему рыбы в реке мало стало! А потому, что вода в ней теперь соленая! А все от твоих слез! Так не годится, – сказал он строго и пальцем ей погрозил. – Хоть ты и принцесса, а не дело это – реку портить, добрых людей пропитания и заработка лишать.

– Так разве я виновата? Слезы сами льются, – взглянула она на него укоризненно и опять заплакала.

– Так неужели сделать ничего нельзя? Может, есть способ какой хворь твою победить, от проклятья избавиться?