Сергей Голицын - Страшный Крокозавр и его дети

– Ну конечно! – ответил Петр Владимирович.

– Что ж, поезжайте, – холодно согласилась Валерия Михайловна. – Единственное, что мне хотелось: пусть Совет Справедливых – назовите его, если желаете, штабом – будет и там возглавлять самоуправление.

Разумеется, это условие было тут же принято.

– Люба Райкова будет начальником штаба, – с готовностью обещал Владимир Яковлевич.

Валерия Михайловна встала, давая понять, что аудиенция окончена.

– Ну, заговорщики, поздравляю вас, – сказала Мария Петровна уже в коридоре. – Теперь я наконец побегу разыскивать своих внучат.

Светлана сразу сделалась серьезной, нахмурилась и сказала:

– Пойдемте разговаривать по классам!

В шестом «Б» рассказ Петра Владимировича о предстоящей «Полярной экспедиции» слушали все, не проронив ни слова, слушали, как сказку!

– Вы понимаете, какими вы должны быть эти дни? Сдерживайте себя вот так… – Петр Владимирович энергично сжал пальцами изыскательские жилки на обоих висках. Не сговариваясь, ребята тоже нажали пальцами на виски.

О, до самых каникул они будут теперь послушными, примерными, как в гостях… И учиться станут «не поднимая головы». И все свои двойки исправят.

Из шестого «А», седьмого и восьмого собралось ехать сорок семь человек, взрослых будет трое, шестибешников тридцать. Итого набралось восемьдесят участников «Полярной экспедиции».

Наконец настал долгожданный день – второе января. Интернатский автобус подъехал к учебному корпусу. Началась спешная погрузка. Бас Петра Владимировича заглушал тенорок Владимира Яковлевича. Начальник штаба «Полярной экспедиции» Люба Райкова встала у двери автобуса и начала было руководить погрузкой, но ее деликатно отстранил Петр Владимирович.

– Любочка, столько нужно всего втиснуть в автобус, боюсь, что ты не справишься. Там будешь командовать.

Люба обиделась и отошла в сторону.

Мальчики и девочки, перекликаясь, поеживаясь от мороза, торопливо забегали с вещами. Заднюю половину автобуса загрузили лыжами, палками, санками, переднюю – ящиками с консервами, крупой, макаронами, мешками с сахаром, хлебом.

Сейчас поедут оба шестых класса, из взрослых – Петр Владимирович и Светлана. Владимир Яковлевич с седьмыми и восьмыми классами двинутся после обеда вторым рейсом. Они захватят с собой всю посуду, а также постельные принадлежности – одеяла и матрасы.

Валерия Михайловна в шубке с поднятым меховым воротником стояла в стороне, издали наблюдая за оживленной сутолокой.

Народу в автобус набилось полным-полно. На каждой скамейке уместилось по трое, да на коленях у тех еще по двое, да в проходе поверх лыжных штабелей село на пол человек двенадцать. А несколько ребят еще дожидались на морозе.

Петр Владимирович стоял у двери автобуса.

– Еще теснее, еще плотнее! Вот сюда залезайте двое! – командовал он, подталкивая ребят, сперва легонько, потом сильнее. К нему подошли Люба Райкова и две девочки – члены штаба.

– Мы должны ехать первым рейсом, – заносчиво произнесла Люба.

Петр Владимирович искоса посмотрел на ее очки, вздохнув, отстранился от двери и пропустил всех троих.

– Я тоже должен ехать первым рейсом, – послышался за его спиной самоуверенный ломающийся тенорок. Это был восьмиклассник Дима Топорков – председатель совета дружины.

– Я обязан ехать первым рейсом, – настойчиво повторил Дима. – Я ответственный дежурный на сегодняшний день.

Этот стройный, красивый, с тонкими чертами лица мальчик еще тогда, на дне рождения интерната, очень понравился Петру Владимировичу.

– Давай! – крикнул он ему.

Оба они кое-как втиснулись самыми последними и сели на ступеньках. Двери захлопнулись. Кряхтя и покачиваясь, автобус тяжело выехал с интернатского двора. Хорошо, что от дыхания сразу заморозились и запотели стекла, а то ни один милиционер не пропустил бы столь перегруженную машину.

В дачный поселок приехали через три часа. Дорогу к дому совсем завалило снегом, и автобус остановился на шоссе метрах в двухстах от дачи Вячеслава Александровича.

Петр Владимирович и Светлана поспешили вперед. К своему ужасу, Петр Владимирович увидел заколоченные окна у дома того соседа, которому дядя послал письмо с просьбой протопить дачу. Значит, письмо не дошло.

Он открыл ключом наружную дверь дома и вошел внутрь.

Навстречу пахнула угрожающая морозная тишина. Честное слово, снаружи было теплее. Светлана посмотрела на Петра Владимировича, он посмотрел на нее. Они прошли через кухню в комнаты. Мерзлые половицы гулко затрещали под ногами. Петр Владимирович прикоснулся было рукой к никелированной спинке кровати и тут же отдернул ее от холода.

– Ничего страшного! Мы студентами всегда приезжали в нетопленный дом, – непринужденно сказал он. – Увидишь, через два часа будет совсем тепло. И пожалуйста, без паники.

Он выскочил на крыльцо и, утопая по колено в рыхлом снегу, зашагал к дровяному сараю, а Светлана поспешила к путешественникам.

Автобуса уже не было. Ребята играли на шоссе в догонялки. Шумливые, беззаботные, они потащили свое имущество и ввалились в промороженный дом. Зазвенели половицы под их лыжными ботинками. Стены тотчас же покрылись пепельной изморозью. За три минуты все помещение окуталось паром.

– Петр Владимирович, где вы? – беспокойно спрашивала Светлана.

Скрытый туманом и толпой ребятишек, он сидел на полу на корточках перед кухонной плитой и силился ее растопить.

Береста вспыхивала, крутилась и шипела, но пламя ее едва дотрагивалось до древесины, а проклятый дым почему-то валил в кухню.

Петр Владимирович дул, пыхтел, шумно дышал, иногда прикладывал пальцы то к правому, то к левому виску… Потом он признался Светлане, что в эту минуту действительно очень испугался. Прежде, когда приезжали студенты, печки сразу растапливались.

– Я полезу на крышу, наверное, снегом завалило трубу! – крикнул Дима Топорков.

– Полезай! – не поворачивая головы от печки, отозвался Петр Владимирович.

Дима выскочил за дверь. Группа ребят притащила новые охапки дров. А дым продолжал ползти, ел глаза, лез в горло.

На железной крыше загремели шаги мальчиков.

– Ой как холодно! Ой как холодно! – запели Галя Крышечкина и Алла Анохина, в тумане они едва виднелись.

Но Петр Владимирович не слышал их; он ничего не видел, кроме охапки березовых полешек в печке, которые никак не хотели загораться. Набрав как можно больше воздуха в легкие, он изо всех сил принялся дуть в печку.

И тут дрова вдруг разом вспыхнули, пламя бодро затрещало, загудело, запело. Из комнаты раздались ликующие крики, в голландке тоже разгорелся огонь.